– И заниматься между делом контрабандой, торговать оружием, наркотиками, – язвительно вставил Молотов.
Дерибас пропустил этот вопрос мимо ушей.
– Дальневосточное крестьянство, как это вам, наверное, известно, пользовалось большими льготами при царском режиме, оно жило по большей части зажиточно, земли было достаточно. В бедняках числились вдовы, погорельцы и инвалиды. Иные хозяйства имели от двухсот до пятисот десятин земли. Малоземельных крестьян здесь не было. Закрытие границы и непродуманные, как уже это осознали краевые власти, чрезмерные налоги, конечно, вызвали острое недовольство населения, привыкшего жить свободными хозяевами, иметь свободный рынок сбыта. Считаю, что сплошная коллективизация именно в приграничных районах была поспешной и непродуманной. Советская власть вместо дружественного крестьянства и казачества получила мятежи и явного или скрытого врага, с которым была вынуждена бороться.
Сталин с каждым его словом хмурился все больше, Ежов застыл на месте, раскрыв глаза от ужаса.
– Мятежи крестьян в двадцатые и в тридцатые годы были и в Сибири и в Забайкалье, где также не было крепостного права и помещичьего землевладения, – заметил Молотов.
– Это так, товарищ Молотов, но далеко не во всех округах нам противостоит явный враг, готовый на нас напасть. В Сибири они не представляли такой опасности, как на дальневосточной границе, где кроме Японии нам противостоит еще и белоэмигрантский Харбин. – Дерибас достал из планшета свой журнал, полистал его, нашел нужную страницу и продолжил: – На Дальнем Востоке раскулачивание привело к ликвидации около 4000 тысяч хозяйств, выселено более 500 семей, по данным учета НКВД, многие крестьяне убежали за границу, сельское население значительно и неоправданно уменьшилось, приграничные районы сильно обезлюдели. В Амурской области самый приграничный Тамбовский район обезлюдел наполовину, на 30 тысяч человек, Молотовский – в три раза, Гродековский в Приморье – в два с половиной раза, Хорольский в Приморье – на 50%. А это все хлеб, товарищ Сталин, овес, фураж, это все могло бы быть надежной опорой Советской власти. Примеров достаточно. Настроение у крестьянства, не самое лучшее… Как кормить одну только армию в 500 тысяч едоков да плюс армию погранвойск и НКВД, да и город хочет кушать? Создание красноармейского колхозного корпуса в прошлом году с постройкой ферм, теплиц, казарм для бойцов и домиков для начсостава должно улучшить снабжение продовольствием армии, но всех вопросов не решит.
– Получается, что секретарь Амурского обкома товарищ Иванов в своих отчетах врал Политбюро? – спросил Сталин Молотова. – Самым бессовестным образом врал? Зачем? Выходит, и Крутов и Гамарник в своих отчетах тоже врали Политбюро? Почему так получается, товарищи? Никому верить нельзя, ни от кого правды не добьешься. Не понимаю. Как враги все действуют.
Сталин хмурился и мрачнел, Молотов молчал, а Ежов сидел, ни жив, ни мертв.
Сталин вышел из-за спин Молотова и Ежова, остановился на торце стола и обратился к Дерибасу спокойным, мягким тоном:
– Скажите товарищ Дерибас, не преуменьшая опасности для Советской власти, много ли сейчас еще остается в приграничных районах нелояльных к нашей власти крестьян и оставшихся казаков?
– Их достаточно, товарищ Сталин. Мне кажется, что для того, чтобы крестьянин окончательно встал на нашу сторону и был надежной опорой Советской власти на границе против возможного агрессора, хорошо было бы во всех приграничных районах разрешить сельскохозяйственные ярмарки для торговли излишками сельскохозяйственной продукцией и товарообменом. Это бы и стимулировало крестьян еще лучше трудиться. И разрешить крестьянам вывозить свою продукцию в города, открыть в них рынки или подобия ярмарок. Это в какой-то мере оживило бы обмен между городом и деревней. Отчасти это снизило бы контрабанду.