– Там же почти прямая цитата из Библии, из Евангелия от Марка: «Авва! Отче! Всё возможно Тебе; Пронеси чашу сию мимо Меня». Пастернак лишь немного пригладил текст, и получилось так: «Если только можно, Авва Отче, чашу эту мимо пронеси». Ясно тебе?

Вот тут я утвердительно кивнул, это я и вспомнил, мне действительно об этом говорили когда-то, да и сейчас окончательно для себя уяснил.

– Ладно, – вдруг прервал все разговоры Дима, – уже следующий день наступил. Меня сон начал донимать. Пойдём-ка, друг сердешный, спать.

И мы пошли, хотя спать я совсем не хотел, но сказали – надо идти, я и пошёл. Правда, как голову на подушку положил, сразу же отключился.

Утром меня разбудило солнце. Оно успело немного приподняться над морем, отыскало круглое отверстие иллюминатора и нежно пощекотало мне левое веко. Я подскочил, как будто на меня ведро холодной воды вылили.

– Надо же, – бормотал я про себя, – солнце взошло, а я в каюте валяюсь. Время-то к девяти уже, вот-вот на завтрак призовут.

И я, ненадолго заскочив в санузел, где второпях привёл себя в порядок, помчался на палубу.

«Армения» в сопровождении лоцманского катера медленно входила в порт. Город поднимался от моря вверх и выглядел очень привлекательно. Почти напротив нашей стоянки высилась колонна, на которую был вознесён небольшой человечек. Без бинокля я рассмотрел только вытянутую вперёд руку, как мне представилось, в попытке до чего-то дотянуться, но, скорее, он указывал куда-то.

Сразу после завтрака началась высадка. Вроде всё уже привычно, как всегда, но было и отличие: вместо наших родных паспортов нам всем раздали пропуска, маленькие такие прямоугольнички, на которых были наклеены наши фотографии и по-испански написаны имена и фамилии.

Автобусная стоянка расположилась вдоль причала, так что нам надо было лишь пройти через таможню и пограничный пост, где на наши пропуска даже не посмотрели, и мы сразу же оказались около автобусов. Рядом с нашим номером первым стояла небольшого росточка худенькая женщина то ли с очень смуглым, то ли с чересчур загорелым лицом и смоляно-чёрными волосами. Её возраст было трудно определить, я дал бы ей лет тридцать, максимум тридцать пять. Стояла она совершенно спокойно. Проходя мимо неё, я вежливо поздоровался, в ответ она кивнула – и всё.

Когда все уселись на местах, в автобусе появилась Надежда вместе с этой темноволосой незнакомкой. Наша вожатая молча села около окна, а незнакомка с микрофоном в руках осталась стоять в проходе.

– Здравствуйте, – на чистейшем русском языке, без примеси какого-либо акцента проговорила она и внимательно осмотрела автобус.

В салоне наступило молчание. Мы в этой поездке столько всего видели, что даже удивляться у нас уже не было сил, а незнакомка продолжила:

– Ещё два года назад меня звали Анжела Карлосовна Гонсалова, и я работала доцентом на кафедре новой и новейшей истории стран Европы и Америки Московского государственного университета. Сейчас меня зовут Анжела Гонсалес, и я перед вами выступаю в роли гида в Барселоне. Удивлены? Если бы мне такое сказали лет десять назад, я бы тоже сильно удивилась.

И она вновь оглядела весь автобус. Ни одно лицо не пропустила, на каждом хоть ненадолго остановила свой взгляд.

– Чтобы расставить все точки над «и», мне потребуется некоторое время, – продолжила она. – Думаю, что в десять минут я уложусь, но без этого объяснения многое будет непонятно или превратно истолковано. Поэтому я и прошу у вас разрешения на эту небольшую автобиографическую анкету с некоторыми разъяснениями. Позволяете? Тогда давайте начнём с самого начала. А что у нас начало? – спросила и улыбнулась. – Рождение? Нет, это не совсем правильно. Наше начало – это наши родители. Так вот, мои родители – испанские коммунары. Об истории Испании в этом столетии и о том, кто такие коммунары, должны знать все, на этом я останавливаться не буду. После поражения республиканцев в Советский Союз выехало много молодых энергичных людей, мечты которых о свободной демократической Испании были грубо растоптаны фашистскими сапогами. В их числе были Карлос Гонсалес и Мария Астуриас. Удивительно, но они не были даже знакомы. Почему удивительно? Да потому, что жили в одном городе, большом правда, в Барселоне, куда вы сегодня прибыли, и познакомиться здесь двум молодым людям, разумеется, непросто, но ведь они жили на одной улице, хоть и в разных её концах. А затем плыли на одном судне и в Москву из Одессы ехали одним поездом, пусть и в разных вагонах. А вот познакомились лишь более чем через год после своего приезда в СССР, в конце августа 1940 года, при этом познакомились совершенно случайно. В кинотеатре им продали билеты на соседние места. Случайность… – проговорила она задумчиво, но тут же продолжила: – Папа на той войне был пулемётчиком, очень он любил всё сотворенное из железа, поэтому пошёл учиться в Станкин, а мама была медсестрой, в конце концов она закончила Первый медицинский институт. Я родилась… в это трудно поверить, но это произошло в Москве 22 июня 1941 года. Дата всем хорошо знакома. Маму вместе со всеми студентами Первого меда эвакуировали в Уфу. Папа рвался на фронт, но ему постоянно отказывали – возможно, это было связано с тем, что он первым делом везде заявлял, что хочет отомстить за поруганную честь Каталонии. Как ещё не арестовали – не знаю.