«Это пройдет, – сказал Месут, когда Короли выразили свои опасения. – Как песчаная буря проходит через Шангази».

Однако песчаная буря может убить, подумал тогда Ихсан. Шангази не благоволит нам так сильно, как ты пытаешься убедить.

Знаки были едва заметны, как лепестки акации среди барханов, но множились быстро и не давали Ихсану покоя. Границы Шарахая уже не так неприступны, как двести… да что там, двадцать лет назад. Но почему бы не обернуть это в свою пользу? Почему бы не заручиться поддержкой шейхов, выдав это за великодушие Королей?

Все сработало даже лучше, чем он рассчитывал, и встреча с Мигиром служила прекрасным тому примером: еще два года назад шейх не послал бы своего сына на Таурият – отправил бы визиря и потребовал встречи с королевским представителем посреди пустыни. Но вот Мигир сидит за одним столом с Королем – может, не до конца доверяя, но по крайней мере заинтересованный во взаимной выгоде. Пусть таких, как его отец, немного, они подают пример другим племенам: задумайтесь, так ли нужно идти против интересов Шарахая?

Мигир опустошил наконец свой кубок, на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь прохладой, скользящей по горлу, и обернулся к Ихсану.

Вот теперь начнется самое интересное.

– Мой повелитель, – начал Мигир. – Я принес вести от отца.

– Мог ли я помыслить, что доведется увидеть такое мрачное выражение на таком юном лице! – Ихсан изобразил озабоченность. – О чем желает поведать твой отец?

– В пустыне неспокойно.

– Неспокойно?

– Да, ваше величество. Люди собираются.

Ихсан поднял брови, притворяясь удивленным.

– Для чего же?

– Собираются вместе, в одно великое племя.

– Воинство Безлунной ночи?

Мигир нехотя кивнул. Не потому что стыдился соплеменников, а потому что несколько лет назад последовал бы за ними. Ихсан видел пламя в его глазах, гнев: юнец не хотел ехать сюда, не хотел вести переговоры. И размышлял, не вонзить ли сейчас нож Королю в горло.

– Аль'афа Хадар уже давно жаждет нашей крови, юный Кадри. Скажи же, в чем отличие на этот раз?

– Мы никогда еще не видели столько воинов! Они думают, что Шарахай слаб, что его можно взять голыми руками. Глупые слова, однако ими Масид и его отец Исхак смогли сбить с пути молодых и буйных.

– Кто-то из твоих людей присоединился?

Мигир помолчал, тщательно подбирая слова.

– Вы мудры, ваше величество, и наверняка уже догадались.

– Тогда я, признаюсь, в замешательстве. Разве мы не заключили союз с вашим шейхом? С другими шейхами?

– Истинно так. Но в пустыне память живет долго.

Так ли долго, подумал Ихсан.

– Некоторые, – продолжил Мигир, – считают, что есть поступки непростительные.

– А твой отец? – поинтересовался Ихсан. – Чего он не может простить?

– У моего отца есть иные заботы, кроме гордости.

– А ты, сын Халима? Чего не можешь простить ты?

Мигир глубоко вдохнул.

– Ваше величество, я не желал вас оскорбить.

Ихсан изобразил удивление.

– Оскорбить меня?

– Вы ведь знаете, как умерла моя мать.

– Поистине трагический случай. Одна царапина, нанесенная асиримским когтем… но к чему рассказывать это Кадри. Вы прекрасно знаете, как опасны асиримы.

Лет десять назад Хусамеддин, Король Мечей и Повелитель Стальных дев, взял двадцать пять лучших бойцов и двенадцать асиримов и пошел по следам контрабандистов. Он разорил несколько караван-сараев на северо-западе, и наконец след привел его к стоянке трех племен. Среди них были и Огненные длани.

Хусамеддин не отличался состраданием. В той битве асир ранил когтями Сиалу, мать Мигира. Подобная рана означала медленную, мучительную смерть. Халим явился к Королям, умоляя о снисхождении, о лекарстве, о волшебстве Королей, наконец.