– Таурият приветствует тебя, – сказал он, кланяясь в ответ.

– Мой отец передает пожелания благоденствия Королю Шарахая.

– Одному из Королей. – Ихсан сел, зна́ком предлагая Мигиру сделать то же самое.

Следующий жест в сторону дверей предназначался слугам, немедленно уставившим стол вазами с виноградом, блюдами маринованных овощей, свежими лепешками, копченым козьим сыром, недавно завезенным из Каимира, тарелочками хумуса и оливкового масла, а под конец – баклажанового пюре, к которому Ихсан недавно пристрастился.

Хрустальные кубки наполнились трижды процеженным томатным соком, золотящимся на солнце. Слуга открыл деревянную шкатулку, и Мигир застыл, пораженный: пара кубиков льда, подхваченная серебряными щипцами, опустилась в его кубок.

– Еще? – спросил Ихсан, когда его собственный кубок наполнился льдом до половины.

– Нет… благодарю… – выдавил Мигир. Он выглядел как пустынный пес, впервые увидевший лед. Впрочем, почему «как»? Он таким и был, однако гордость не позволяла это признать.

– Ты проделал долгий путь, – заметил Ихсан, пригубив из кубка. – Огненные длани ведь откочевали к летним холмам, не так ли?

Мигир отхлебнул сока, глядя, как слуги выставляют последние блюда – жареный козий сыр, еще горячий, и пирожки с хрустящим луком. Он оторвал кусочек лепешки, зачерпнул им баклажанового пюре.

– Как только мы туда прибыли, я немедленно взял курс на Шарахай.

– Довольно поздно.

– У подножья гор была хорошая охота, – пробормотал Мигир с набитым ртом. – Антилопы. Козы. Дюжины пустынных собачек.

– Дай боги, чтоб так было и впредь.

Мигир улыбнулся, запив пюре соком.

– Милостью Бакхи.

Какое-то время они молчали, отдавая должное еде и городскому пейзажу. Звуки Шарахая – гул толпы, перезвон кузнечных молотов – едва доносились до веранды, будто дворец Ихсана лежал за завесой сновидений.

Торговля, подумал Ихсан. Рост. Движение вперед. Как не похож, должно быть, этот мир на мир Мигира! Юноша явился из пустыни, его жизнь подчинена кочевому укладу – бесконечное путешествие по кругу, прерываемое лишь войнами заскучавших шейхов. Оно так же чуждо Шарахаю, как истекающий соком мирейский фрукт, лежащий на тарелке перед Ихсаном. Однако Мигир принес новости, касающиеся Янтарного города. А если точнее, новости, способные повлиять на его судьбу, как намекнул отец Мигира, прося об аудиенции.

Мигир сидел как на иголках. Он явно желал поскорее перейти к делу, но Ихсан не спешил: сначала нужно перекусить. Не стоит демонстрировать свой интерес: в лучшем случае Мигир примет это за уступку, в худшем – за слабость.

– Удачны ли походы Кадри? – спросил Ихсан, глядя в пустыню. На горизонте собирается буря, подумал он. Пойдет прямо на Таурият.

– Грех жаловаться, ваше величество, грех жаловаться! Корабли, что вы дали моему отцу, служат нам верой и правдой. Мы начали торговать с южными кундунскими деревнями, как вы и советовали. Отец велел передать вам глубочайшую благодарность.

Ихсан отмахнулся не глядя, будто такая малость вовсе не стоила благодарности. Однако он прекрасно осознавал, что то было не одолжение, а сделка: вместе с кораблями, конями и клинками Кадри и три других шейха получили незначительные торговые пути, поддерживать которые Шарахай больше не желал. Стальные девы слишком заняты, охраняя основные пути от пиратов и казня преступивших закон, не говоря уже о путях малых, ведущих из Кундуна и Маласана. Нужно следить, чтобы торговцы не обходили Шарахай и караван-сараи, где поджидают сборщики налогов.

Но если б все было так просто! Асиримы, веками беспрекословно подчинявшиеся, рвались с поводка. Некоторые покорялись Стальным девам только по приказу Месута, Короля-Шакала, Повелителя Асиримов. Были и те, что вовсе отказались подчиняться. Их, разумеется, уничтожили, однако патрулировать пустыню сделалось сложнее.