– Караван прийти утра вчера, – ответила та с сильным акцентом, улыбаясь, будто услышала отличную шутку.

– Откуда ты?

– Утро вчера.

– Нет, откуда? Ганаиль? Альдамласа?

– Ганаиль, – отозвалась женщина, не переставая улыбаться.

Чеда забрала фрукты и похромала вдоль извилистых торговых рядов, жуя тонкокожие, сладкие кумкваты, приглядываясь к стайкам грязных детишек.

Банда Малы нашлась во дворике у центрального колодца.

Кто-то пил воду под старым фисташковым деревом, трое наблюдали за толпой, выбирая цель. Когда-то и Чеда с Эмре вот так же вглядывались в прохожих, если не тут, то на рынке специй, на торгах или на Желобе.

После Бет За'ир город всегда расцветал, везде шумели празднества – люди, радуясь, что смерть прошла мимо, рекой текли на базар, тратить деньги.

– Чеда! – просияла Мала, но тут же опечалилась. – Но мы без мечей…

Чеда поманила ее в сторонку.

– Сегодня не до этого, солнышко. Есть для тебя работа. – Мала озорно улыбнулась в ответ. – Знаешь Тарика? Сможешь узнать его в толпе? – Мала кивнула. – Хорошо. – Чеда села перед ней на корточки. – Иди-ка поближе.

Эмре так и не пришел в себя. Она смазала его раны молочком чаро, влила в рот немного настоя. Эмре закашлялся, но не проснулся, лишь задышал чаще. Хорошо.

Вернувшись в свою комнату, она села за стол и вынула из сумки футляр. Кто бы ни запечатал его, на воск он не скупился – ярко-желтый, дорогой. Однако у Чеды был свой запас. Из ниши за покрывалом она достала шкатулку с несколькими отделениями, взяла несколько палочек разноцветного воска, выбрала подходящие, чтобы смешать их для нужного оттенка.

Но воск – меньшая из проблем. Сперва нужно вскрыть футляр, а сделать это, не зная нужной комбинации колец, значит погубить письмо.

Из общей комнаты, где грелись на солнышке десятки цветов, Чеда забрала глазированный лазурный горшок и вытащила из него большой клок мха. Но не успела она накрыть футляр, чьи-то легкие шаги прошуршали по камням улочки, остановились у двери. Раздалось громкое щелканье – так щелкают речные дрозды, камушками раскалывая улиток.

Чеда отдернула штору. Внизу, глядя на ее окна, стояли Мала и Джейн. Мала, заметив ее, тщательно отряхнула сандалии и убежала. Джейн старательно повторила за ней.

Чеда вздохнула – глупо было надеяться, что Осман послушно подождет до завтра. Джейн еще малышка и не понимает, что происходит, но жесты Малы предельно понятны. Отряхнула сандалии – Тарик идет. Убежала – значит, идет быстро, и у Чеды в лучшем случае несколько минут.

Она вернулась к столу и убрала мох обратно в горшок. На столе осталось множество крошечных жучков, не больше пылинки. «Кровь пустыни» – клещи, живущие в корнях пустынных растений. Они расползлись по всему свитку, по резным кольцам, украшенным изображениями шакалов, леопардов и соколов. Некоторые звери привлекали их больше других. Комбинация сложилась.

В этом нет никакой магии: мастера, чтобы, работая, не повернуть случайно неправильное кольцо, покрывают правильные сурьмой. Потом, разумеется, сурьму смывают, однако тонкая масляная пленка все равно остается. Пожив у Дардзады, Чеда многое узнала о клещах. Например, что они обожают масло, добавляемое в сурьму.

Чеда повернула кольца. Под окном снова защелкал дрозд, громче, быстрее – Тарик уже рядом.

Она сломала печать и открыла наконец футляр. Вместо свитка внутри оказался тугой кожаный сверток. Никакого мешочка с кислотой.

Внизу послышались шаги, тяжелые, уверенные. Шаги взрослого мужчины. Из кожаного свертка показался бархатный мешочек, Чеда вытряхнула содержимое в руку… и ахнула. На ладони покоился прозрачный камушек, мерцающий, как лунный луч. Свет преломлялся на его гранях, рассеивался внутри белесой дымкой. Камушек был такой чистоты, что, казалось, дунешь, и улетит, но весил как и положено драгоценному камню. Яркий глаз Тулатан, что это? И почему его надо было доставлять вот так?