– Кто ими командует? – спросил он.

– Герцог де Гиз. Большинство знатных гугенотов, которые не живут во дворце, поселились в этом квартале.

– Расскажи мне все.

– После многочасового заседания совета его величество убедили отдать приказ – и пойти против совести, я уверен, – об уничтожении вождей гугенотов. Из соседней комнаты я слышал его крик: «Черт возьми, тогда убейте их всех! Убейте всех, чтобы никто не мог вернуться и обвинить меня!»

Теперь Тангейзер понял, с чем пришлось расстаться его новому другу, – не только с юностью. Его представления о монархии – а также о рыцарстве, цивилизованности и самой гуманности – рассыпались в прах, словно истлевшие мощи. Его увлекали дворцовые интриги. Он считал себя человеком мира, а теперь оказался наивным глупцом.

– А те гугеноты, что живут здесь, в Лувре? – задал он следующий вопрос.

– Им перерезают горло прямо в постели, пока мы разговариваем. Были составлены списки всех знатных гугенотов города.

– Паре тоже в этих списках?

– Гения Паре пощадят по особому указанию короля.

– Значит, король не настолько обезумел, чтобы лишать себя лучшего хирурга.

– Это было предложение Екатерины. Наварру и Конде тоже пощадят, потому что в их жилах течет королевская кровь. Больше никого. Ни одного. Я умолял Анжу спасти моего друга Бришанто. Но Анжу ответил, что у всех есть друг, которого он хотел бы пощадить. Даже Ларошфуко, который был рядом с королем с самого детства, должен умереть вместе с остальными. Анжу сказал: «Король, который не способен убить ближайших друзей ради блага своего народа, – это не король».

Тангейзер поморщился.

До них донесся звук выстрелов. Прищурившись, иоаннит пытался сквозь стекло рассмотреть происходящее. На Рю-де-Бетизи завязались стычки. На этой и соседних улицах из домов выбегали люди, иногда полуодетые, их мечи блестели в свете луны. Темноту ночи освещали вспышки выстрелов. Но Матиас обратил внимание на другой звук.

– Колокола других церквей тоже звонят, – пробормотал он. – Почему?

– Не знаю, – помотал головой Арнольд.

– Городская милиция тоже участвует?

– Милиции приказано поддерживать мир и спокойствие во всем городе.

– И все?

– Милиция должна оставаться в стороне, готовая предотвратить анархию и беспорядки – ничего больше. Убийства – дело Гиза и швейцарской гвардии. Его величество заверил всех, что все закончится быстро, до восхода солнца.

Мысль о тысячах вооруженных горожан, снующих по городу, вызывала у Тангейзера тревогу. Он вспомнил атмосферу ненависти на улицах, которую почувствовал с первой же секунды пребывания в Париже. Вернувшись в коридор, рыцарь огляделся: по обе стороны от него проход был пуст.

Теперь выстрелы слышались и в самом дворце. Арнольд и Грегуар вышли вслед за Матиасом.

– Кто сегодня командует дворцовой гвардией? – спросил госпитальер.

– Господин де Нансе, – ответил де Торси.

– А Доминик Ле Телье?

– Он командует дневной стражей.

Они спустились по широкой лестнице сквозь облако порохового дыма. Снизу доносились крики боли и страха. Примерно на полпути они столкнулись с мужчиной, бежавшим по ступенькам вверх: он был бос, а его длинная ночная рубашка порвалась и пропиталась кровью. Увидев их, этот человек остановился. Из полумрака вынырнули два швейцарских гвардейца, преследовавшие его.

– Я ничего не сделал, господа, – простонал беглец. – Умоляю, защитите меня!

Тангейзер, схватившись за перила, чтобы удержать равновесие, ударил его ногой в грудь. Раненый взмахнул руками и покатился вниз по лестнице. Он упал на спину прямо к ногам гвардейцев, и их алебарды кромсали ему живот и грудь, пока его крики не затихли.