13. Глава 12
Залетаю в теперь уже мою комнату, захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Прикрываю рот ладонью и беззвучно плачу от того, что меня колотит и разрывает от его взгляда, голоса, мимики.
Намеренно не ходила к нему в больницу, плюнув на мнение общества. В глазах медперсонала я, наверное, страшная женщина, мажорка, стерва, бросившая мужа в трудный период. Но тогда я была на пике своей ненависти к Кариму и его токалке; мне хотелось крови. Казалось, буря внутри стихла, и я смогу встретить его и даже жить с ним под одной крышей. Но нет, я себя переоценила. Стоило мне войти в гостевую и подойти к кровати, как я растерялась, хоть и не подала виду и нацепила маску равнодушия.
Карим выглядит иначе: похудел, поседел, побрился. Или его в больнице побрили, не знаю. Я привыкла к щетине, которая была у мужа последние два года. Сначала ругалась, просила убрать, потому что колется, а потом мне стало очень нравится.Особенно, когда жесткая щетина царапала обнаженную кожу.
Черт возьми, как же хочется прикоснуться к нему, положить голову на грудь, услышать, как бьется сердце. Остановись, Зара. Очнись!
Иду в ванную, включаю холодную воду и умываю лицо. Оно горит не то ледяной влаги, не то от воспоминаний, чувств и ощущений, что снова и снова вспыхивают во мне. Ничто не забыто, а надо бы вырвать его из сердца и стереть из памяти.
После обеда из школы возвращается Дильназ и не переодевшись в домашнее, прямо в форме бежит к отцу. Сгорая от любопытства, приоткрываю дверь в его спальню и слушаю. Мне казалось, дочь до сих пор зла и обижена - она ведь и ехать к нему не хотела. И действительно: Диля борется с собой, не желая и меня не обидеть, и отца поддержать. Бедная моя девочка, которую мы, взрослые поместили в такие непростые условия. Вижу, что мечется, не желая никого обидеть. Она слишком бесхитростная, слишком ранимая, слишком чистая душа.
-А это я нарисовала мамин портрет в художке. Тетя Индира говорит, что надо перенести на холст и подарить ей на день рождения. Еще она обещала, что в мае отвезет меня на пленэр на маковые поля и мы с ней будем рисовать маки, - без умолку тараторит она, а Карим смотрит на нее с такой любовью и нежностью, что сердце щемит.
-Очень красиво, Диль, - Карим гладит ее волосам и спускается к щеке.
-Давай я тебя тоже нарисую, - улыбаясь, спрашивает она.
-Обязательно. Только давай, когда я встану. Сейчас я не в форме, - слышу горькие нотки в его низком голосе.
-Пап, - осторожно шепчет Дильназ, - а ты к той тёте не уйдешь жить?
-Нет, Диля, - прохрипел серьезно он, - даже не думай об этом!
-Это хорошо. Потому что знаешь кто она? - заговорщицки произносит дочь. - Она "Жалмауыз кемпир" - семиголовая ведьма. Мы проходили казахские сказки по литературе. А ты знаешь, что она живет в лесу, в шалаше и ест людей? Угу, - Диля кивает головой, - У нее два зуба и длинные когти. И глаза такие же ужасные, как у той тети.
Тихо закрываю дверь и думаю, что надо посоветоваться с психологом, как теперь быть с Дильназ и как в случае развода с ней разговаривать. То, что она ассоциирует любовницу отца со злым персонажем казахской мифологии мне не нравится. Это какой-то уход от реальности.
До конца дня не захожу к Кариму. Вместо меня вокруг него суетятся Нурия, Дильназ и свекровь, которая пробыла у нас до вечера. Медбрат, ухаживающий за Аскаром, мне понравился, но Карим почему-то упрямо решил, что ночью его услуги не понадобятся. А значит, случись что, подавать стакан воды мужу-изменнику придется мне. Поэтому перед уходом парень инструктирует меня и показывает, какой препарат дать в случае обострения боли. Я лишь молюсь, чтобы ночь прошла спокойно.