Дело в том, что войну можно спрятать так же, как шапку или носовой платок.

В то же утро Прилепа постучалась в черепок Цветочного горшка, служившего дверью, и радостно крикнула:

– Можно войти?

– Не можно, а должно, – ответил изнутри Миловзор.

– Почему должно? – спросила, входя, Прилепа. – Ты мог бы выйти с таким же успехом.

– Нам с тобой нужно поговорить, – сказал Миловзор, всё ещё сидевший на земле. – Сегодня ночью я принял одно решение. И незачем подбирать подол и рассиживаться. Потому что решение принято и особому обсуждению не подлежит.

В таком мрачном тоне Миловзор ещё никогда с Прилепой не говорил. Она послушно остановилась и настроилась на короткий разговор, хотя предпочитала обстоятельные беседы.

– Прилепа, – сказал Миловзор. – Мы должны расстаться. Навсегда.

– Ты больше меня не любишь? – испугалась Прилепа.

– Глупости, – сказал Миловзор.

– Что в этом глупого? – сказала Прилепа.

– Если приходиться расстаться, да ещё навсегда, то больше не имеет значения, любишь или не любишь, – пустился в философию Миловзор. – Ведь тогда всё пройдёт, как будто ничего и не было.

– Ты меня прогоняешь? – сказал Прилепа.

– О боже, – заорал Миловзор. – Сколько раз повторять тебе одно и то же?

Прилепа расплакалась.

– Что я такого сделала? – рыдала она. – Это потому, что я иногда говорю лишнее?

В этот момент Миловзору больше всего на свете захотелось обнять её и погладить по голове. Вместо этого он сказал:

– Ты хочешь, наконец, услышать, почему я так решил?

Прилепа кивнула.

– Всё равно скажи, – сказала Прилепа.

– Что ж, – сдался измученный Миловзор. – Так я и знал.

И он исполнил её желание, поведав обо всём.

– Мне грозит страшная опасность. И если ты останешься со мной, я втяну тебя в это дело, и ты тоже окажешься в опасности. Вот почему ты должна меня покинуть.

– Пусть я не смогу тебе помочь, – захныкала Прилепа. – Но почему ты прогоняешь меня навсегда? Я могла бы вернуться к тебе потом.

– Чёрт возьми, – сказал Миловзор, – Разве непонятно, что ты мне помешаешь?

– Непонятно, – сказала Прилепа.

– Но я не могу думать одновременно о своём опасном деле и о тебе! – вышел из себя Миловзор. – Случись что со мной, ты будешь переживать, а это мне помешает. Поэтому отстань от меня.

– Не буду я переживать, ни чуточки, – сказала Прилепа и вытерла слёзы, капавшие на нос. – Кто будет переживать из-за такого дурака?

– Погоди, – сказал Миловзор. – Ты куда?

– Я ухожу, – сказала Прилепа. – Принятое решение особому обсуждению не подлежит, так ведь?

Она выбежала за дверь, но потом всё-таки вернулась.

– Кстати, какая опасность тебе угрожает?

– Тебя это больше не касается, вот и радуйся, – сказал Миловзор.

– Вот я и радуюсь, что ты меня больше не касаешься, – сказала Прилепа и хлопнула черепком с такой силой, что с краёв Цветочного горшка посыпались глиняные крошки.

– Уфф! – сказал сам себе Миловзор. – Обошлось. Я думал, будет хуже. Конечно, она рассердилась. Но на то она и девчонка, чтобы немного разозлиться.

Прилепа быстро вернулась в своё гнездо и собрала пожитки. У неё было пять пар трусиков, она перевязала их лентой, приколола к ней бант, вылезла из гнезда и зашагала по направлению к выходу из сада.

Солнце светило во-всю. На фоне бледно-голубого неба отлично смотрелись высокие августовские штокрозы, их толстые стебли были усыпаны бесчисленными цветами, похожими на пёстрые уши.

– А, Прилепа! Сегодня есть de bon matin? – окликнула её с ветки Французская белка. – Какой погода! Formidable, admirable, beaucoup de soliel, ты понимать?

– Доброе утро, Французская белка! – крикнула в ответ Прилепа.