– Что ж. Если с самого начала, тогда попробую рассказать то, что я знаю и про перстень, и про его пропажу. Кажущаяся простота вопроса, в действительности только кажущаяся. Чтобы у вас появилось полное понимание, мне придется рассказать длинную историю. Время вам позволяет?
– Да, конечно, позволяет, – ответил Михаил.
– Что ж. Прежде всего отвечу на ваш вопрос о перстне. Да, он есть. Или был. Хотя мне хочется верить, что он есть, и что мы его еще увидим. Конечно же, я видел его – ведь это было украшение мамы Беллы.
После этих слов Дудин сделал паузу, подошел к шкафу и извлек из него толстый фотоальбом.
– Вот поглядите, – он передал альбом в руки Михаила. – здесь фото мамы Беллы в молодости.
Михаил стал рассматривать фото. Их было очень много. Хорошего качества черно–белые фотографии, на которых была изображена стройная темноволосая молодая женщина, одна или в окружении других людей. Но на каждом фото она в центре внимания фотографа. Нарядные одежды угадывались даже на не цветных фотографиях.
Дудин начала свой рассказ:
– Она родилась в 1913 году в Смоленской губернии. Ее родители занимались портняжным делом. В семье кроме мамы Беллы было еще два сына. Сами понимаете, когда случились в стране политические перевороты, семье очень досталось. Но они справились. Переехали в Москву в поисках больших заказов и лучшей доли. Мой дед любил и ласкал единственную дочь. Она с детства, насколько я знаю, напевала. Когда в пятнадцать–шестнадцать лет ее талант к пению проявился настолько, что не замечать его стало невозможно, она упросила отца отдать её в ученицы к известному музыканту. Как ни тяжело родителям приходилось кормить семью, средства на обучение они все–таки находили. От природы и родителей ей достался талант, как алмаз: идеальный музыкальный слух и красота, и мощь голоса. И вот, благодаря усердной и долгой огранке этого алмаза–таланта с репетитором, у мамы Беллы появился настоящий бриллиант. Уверен, вы понимаете, что это метафора. С восемнадцати лет она могла выступать. Этот период ее жизни пришелся на закат НЭПа, когда еще рестораны и кабаре цвели. Она выступала в них, до тех пор, пока это было возможно. В то же время у нее сложился свой особенный репертуар: русские романсы. Она исполняла их так, что у слушателей текли слезы. Понимаете, многие тогда помнили другие времена, дорэволюционные. Ностальгия… Не знаю, каким образом, но маме Белле удалось попасть за рубеж. Она много времени провела в Париже. Теперь это мой город, Париж. Я живу там четверть века. В те времена Франция наполнялась представителями русской иммиграции. Особенно, столица. Тут, или, вернее сказать, там творчество мамы Беллы воспринималось прекрасно. Для русских людей она олицетворяла родину. Её голос, особая, ни с чем не сравнимая манера исполнения, трогали душу. Годы, долгие годы провела она во Франции. Но и в Союзе не была изгоем, поскольку не занималась политикой. Она всегда говорила, что находится вне политики, что ее сфера жизни – искусство.
Как раз в этот момент рассказа Михаил раскрыл страницы фотоальбома, на которых певица Модис была в зале ресторана. Перед нею микрофон на стойке, позади нее, на сцене, небольшой оркестр. Сама она в длинном платье с блестками.
– Не хотите ли чаю? – поинтересовался Дудин и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с подносом, на котором стояли чашки с чаем и конфеты.
Прихлебнув из своей чашки, Дудин продолжал:
– Мама Белла неоднократно в подробностях рассказывала мне о выступлениях. У меня складывалось впечатление, что те годы были для нее самыми счастливыми в жизни. Как я понимал, платили ей очень и очень прилично. Зная ее, думаю, что окружающее нас в этом доме является неким потомком того достатка, который она получила тогда. Впрочем, и последующая ее жизнь часто была весьма благосклонна к ней в материальном плане. Давайте–ка я поставлю вам ее пластинку.