Р о д с т в е н н и к. Надейся, Ваня. Буду. Всенепременно буду. И покуда я жив, будешь получать от меня рублей четыреста, а то и боле. Сам знаешь, прямых наследников у меня нету, а тебя люблю за то, что ты меня надул.
П о з д н я к о в (изумленно). Как так, дядюшка?
Р о д с т в е н н и к (сквозь смех) А так. Был ты совсем заморыш лупоглазый. Тебя, я полагал, не жалко будет на первом суку в лесу повесить, когда придешь в возраст. А вышло-то вон что!.. Делец, сенатский чиновник, секретарь вельможи, бумаги важные пишешь… Вон что на свете-то бывает!
П о з д н я к о в (протестуя). Вашими стараниями, дядюшка. С вашей помощью. Да кабы не вы… (Хватает руку родственника, целует).
Р о д с т в е н н и к (благодушно). Полно, полно, Ваня. Вижу, умеешь быть благодарным (чуть молчит, потом растроганно продолжает). Вот и я в деревенских крепостных мальчуганах находился, затрещины от господ получал, а там в солдаты за провинность попал. Думалось ли в дворяне и капитаны выйти?.. Все так на свете!.. А был у меня в Преображенском полку товарищ. Голова!.. Думали все, из него фельдмаршал выйдет, а он в винокуры попал, да прогорел и с горя пить начал. Так вот, благо, ты умница, мне и след тебе помогать. Лучше пойдешь по службе, и я больше денег буду давать. А коли бу дет на тебя начальство взирать нехорошо, не угодишь ему, тогда и на меня не рассчитывай. И запомни: смиренье – Богу угожденье. А еще говорят, гордым Бог противится, а смиренным дает благодать. Спесь, Ваня, – не ум.
П о з д н я к о в (с чувством) Уж я, дяденька, буду стараться.
Р о д с т в е н н и к. Вот и старайся… Ну ладно (встает). Пора мне. Я и заглянул к тебе на минутку, посмотреть, как живешь… (У дверей) А на свадьбу я приду, приду.
П о з д н я к о в. Сделайте одолжение, дяденька, окажите милость. (Провожает до двери, низко кланяется).
П о з д н я к о (возвращается к столу, садится). Ведь вот опять вроде чернильницы… Ничего подобного никогда со мной не бывало. Всегда знал, какая предстоит вечерняя работа. А тут вдруг проглядел… Да и что проглядел-то! Забыл, что целых восемь бумаг есть помимо Указа… (Весело). Все пустое! Перепишу все в три часа и или в четыре времени. (Старательно пишет, потом останавливается) … Вся сила в том, что внутри что-то горит, от- чего и руки действуют скорей и ловчей. Лишь бы вот только крючков да завитушек не давать руке делать. А еще того хуже, в какую бумагу не вписать бы имя Настеньки. (Снова пишет) … Ну вот и первый экземпляр готов (любу- ется). Вот как переписал. И никаких нет тебе крючочков, про которые говорил Дмитрий Прокофьевич. (Пишет) …А вот и вторая копия переписана. (Пишет) …Господи! Зачем же я третью копию-то снял? Совсем, стало быть ум за разум заходит. Ну что ж делать? Не беда! (Еще некоторое время пишет, посыпает песком бумаги). Все! Слава Богу! Все готовы! И даже без крючков. (Перекладывает бумаги). Так, черняки налево, чистые копии направо. Основное – соблюсти правило, чтобы порядок был. (Встает, пот гивается. Проходится несколько раз по комнате). Однако, как спать хочется. (Садится на кровать, начинает раздеваться. Глядит на стол и качает головой). Это все мое женихово состояние творит! Чистые бумаги не уложил в папку, и черняки не порвал. Негодно, Иван Петрович! Хоть и пустое дело, а все-таки делай так, как всегда делал. (Встает с кровати. Надев домашние туфли, идет к столу. Собирает чистые дела, кладет их в папку, тесемочки завязывает с трех сторон аккуратными бантиками. Кладет на стол, поп равляет перья, чернильницу. Берет черновые бумаги, рвет их пополам и бросает в картонный ящик, стоящий у окна. Снова идет к кровати, потягивается и собирается лечь. Берет свечу, чтобы задуть, но вдруг вскрикивает и