– Очень надеюсь, что ко второму сезону мы уже сможем составить достойный нас репертуар, – говорил Немирович-Данченко. – Надо только активнее привлекать к работе современных авторов.

– Но ведь талантливых среди них так мало! – отвечал Станиславский. – Уверен, можно найти интересные решения и в постановке классики.

– Бесспорно, но если мы зациклимся на классике – мы быстро скатимся к рутине, – противостоял Немирович. – Наш театр должен отражать современную жизнь, иначе очень скоро он рискует стать академически мертвым!

Почему, задумав новый по своей сути театр, Немирович-Данченко обратился именно к Станиславскому? Во-первых, Владимиру Ивановичу нравилось то, что делал этот актер и режиссер в «Обществе искусства и литературы», а во-вторых, он еще оказался и богатым промышленником Алексеевым, что было очень важно при создании театра с финансовой точки зрения. Ну а уж после того, как они встретились и поговорили о том, каким они оба видят новый театр, Немировичу стало ясно: он не ошибся в выборе своего партнера! Их программы только сливались и дополняли друг друга. Проговорили в первый раз энтузиасты восемнадцать часов кряду. Обсуждали главные вопросы: труппа, репертуар, бюджет, организационные основы коллектива… Но между тем для открытия театра требовались немалые средства, и один Алексеев не мог потянуть их целиком. Необходимы были еще денежные вливания. И хотя лиц, готовых рискнуть своим капиталом, было не так много, но все же к апрелю было создано «Товарищество на вере для учреждения Московского общедоступного театра», в которое были внесены необходимые денежные паи, и мечта Немировича-Данченко и Станиславского о НОВОМ театре превратилась в реальность. Название же для театра искали долго, пока не остановились на том, в котором, как они решили, звучала главная идея их детища: «Московский общедоступный художественный театр». С годами слово «общедоступный» отпало, и осталось только «Московский художественный театр», который чаще всего стали просто называть по его аббревиатуре – МХТ, а его работников – «художественниками».

Но даже его основатели не могли тогда предположить, какое значение их «Художественный театр» будет иметь в будущем, как он повлияет на развитие всего театрального искусства в мире и что имя Константина Сергеевича Станиславского, благодаря его системе, станет главным ориентиром в актерской профессии для всех континентов. Да. Об этом тогда еще никто не догадывался. Они просто создавали СВОЙ ТЕАТР.

Перед началом работы Ольга решила съездить к брату Константину в Тифлис. Очень уж ей хотелось повидать своих маленьких племянниц, которых она еще ни разу не видела, да и по брату соскучилась.

– Ах, Грузия, Грузия! – говорил Немирович-Данченко, провожая девушку. – Я ведь там родился, в Озургети. Ты небось и не слышала о таком месте. Очень красивое место.

– Разве ты грузин? – изумилась Ольга.

– Нет-нет, дорогая. Я только родился в Грузии. А так мой отец из древнего украинского рода, а мать – армянка.

– О! Теперь я понимаю, откуда в тебе столько талантов. От армян ты взял мудрость и темперамент, от украинцев – хитрость и музыкальность, а от грузинских гор – простор фантазии, – рассмеялась Ольга. – А вот у меня вся родня немцы. Только немцы. До сих пор еще никто не женился и не выходил замуж за человека другой национальности. Одни немцы! Даже в Грузии мой брат Константин умудрился найти себе жену-немку! Может, я буду первой, нарушившей эту традицию? – хитро прищурилась она, с намеком глядя на Немировича.