– «Карлайл», – повторяю я, будто это слово – единственное, что я вообще помню на родном языке.

– Я уже забронировал номер. Ночь для нас двоих, тогда, когда мы сами захотим.

У меня кружится голова, как на карусели.

– Это же самый шикарный отель в округе, – бормочу я. – Это ты решил после того, как ухватил летнюю работу в престижной юридической компании?

– Мелкая сошка в услужении у помощника адвоката, Челс. Вот и все. Никаких крупных расследований в этом году. Но все же лучше, чем жарить котлеты для бургеров. А кстати, – в глазах Гейба загораются озорные огоньки, – я готов потратить сколько угодно на ночь, которая станет одной из самых важных в твоей жизни. В нашей жизни.

Я закатываю глаза, напоминая ему без слов, что задолго до того, как он начал преследовать меня в коридорах, бессовестно флиртуя, слух об интрижке между роскошным редактором спортивных новостей и загадочной журналисткой из соседней школы уже облетел все классы.

Гейб настойчиво качает головой и шепчет:

– Я никогда не был с той, которую люблю. И ты заслуживаешь не только отеля «Карлайл». Я бы отвез тебя в Париж, если бы мог.

Эспрессо, который я приготовила для Гейба, заструился из кофемашины в крошечную белую чашку. Но мы продолжаем стоять, обнимаясь за талии. Я даже сквозь рубашку чувствую, как колотится кровь у него в венах. Я знаю, что надо сделать – или сказать – что-нибудь крайне романтичное. Но я совсем не поэт. Я бывшая баскетболистка, у которой ни грамма опыта в постельных делах. И я слишком высокая, чтобы склонить голову Гейбу на грудь.

Внезапно, когда до меня доходит, что все это станет реальностью, у меня разыгрывается воображение. Я представляю нас с Гейбом в роскошной спальне, сплетенных в порыве страсти… Но вот он опускается на меня всем весом своего прекрасного тела, и комната заполняется металлическим скрежетом. «Что это?» — спрашивает Гейб, поднимаясь с меня. Но уже поздно: металлическая пластина в моем бедре (когда я думаю о ней, то каждый раз представляю себе заржавелую кровлю, как на большинстве крыш в Фэйр Гроув и его окрестностях)… так вот, пластина переломилась, и ногу у меня заклинило, да так, что колено оказалось где-то в районе уха. «Хватит смеяться», – ору я, но Гейб не может успокоиться…

– Пошли со мной, – говорит Гейб, прерывая мои тревожные фантазии. – Буквально на минутку. Торт подождет. У меня ведь тоже есть для тебя подарок.

Я протягиваю руку к белой коробке, но он легонько щелкает меня по пальцам.

– В этом нет необходимости, – широко улыбаясь, говорит он и тащит меня к двери. Я непонимающе хмурюсь.

Я снова достаю ключи из кармана и несколько раз проверяю, закрыла ли дверь. Не то чтобы это играло какую-то роль в Фэйр Гроув, родине баскетбольной команды «Орлиц» и самых невинных душ.

– Мне надо было выключить эспрессо-машину? – спрашиваю я.

В выходные по вечерам винтажный «мустанг» Гейба неизменно стоял рядом со входом в «Белый сахар» на случай, если нам захочется поехать в Спрингфилд в кино или на ужин более изысканный, чем кусок пеперони. Поэтому я логично предполагаю, что на сей раз мы опять поедем в Спрингфилд. Мы спешим к машине. Мои ноги жирно блестят слоем лосьона с запахом роз; я стараюсь держать их подальше от решетки радиатора. Жизнь научила меня, что если Гейб Росс чего-то не переносит, так это когда прислоняются к его «мустангу» шестьдесят пятого года выпуска. И дышат на стекла. Или швыряют обертку от жвачки на пол. И, если уж на то пошло, когда его дразнят насчет того, что он относится к своей машине, как сторож к музейным экспонатам.

– Мы никуда не едем. Скоро вернемся, – отвечает Гейб, протягивая мне руку.