Второе событие

Меня остригли. Мама самолично сделала мне каре. До этого у меня были серенькие, пушистенькие кудряшки разной длины. Но после стрижки волосы почему-то резко потемнели до каштанового цвета, и кудряшки пропали. Я не узнавала себя в зеркале. Каре по-мимо всего прочего, как назло, не лежало как надо. Одна его сторона загибалась внутрь, а вторая наружу.

И третье событие. Самое удивительное

Вдруг, откуда ни возьмись, у меня объявился американский дедушка в довесок с американской бабушкой.

В 1986 году стало ясно, что за общение с иностранцами не отправят в лагеря, не лишат титула комсомольца и даже не пропесочат на партсобрании. Вот тут и всплыла очередная семейная тайна.

Оказывается мамин отец Рома был ей не настоящим отцом. А настоящий отец Яков бросил бабушку с семи-месячной мамой и исчез.

Бабушка наняла няню для мамы и вернулась на работу в столовую при заводе. Через шесть лет она вышла замуж за Рому. И Рома воспитывал маму как свою единственную дочку.

Мама ничего не подозревала, шли годы. Когда маме исполнилось восемнадцать лет, объявился, как в мексиканских сериалах, настоящий отец.

Бабушка разрешила дочери общаться с Яковом.

И все снова зажили обычной жизнью. Новоиспеченный отец с женой Норой жили в Москве, мама останавливалась у них, когда ездила по институтским делам. Как только стало возможно, Яков со своей большой семьей эмигрировали в Америку. Какое-то время от них не было вестей.

Общение возобновилось летом 1986 года.

Мне пришло письмо. Первое в моей жизни. Да еще и из Америки.

Помимо письма мне передали настоящие кроссовки, белоснежные, сказочно-красивые, набитые трусами. С первого взгляда я поняла, что это больше, чем просто обувь, это – олицетворение мечты, причем той, на которую я никогда еще не отваживалась. Даже трусы, (кто бы мог подумать?), что простые трусы способны вызвать во мне такие чувства – белые, в голубую полоску, я не могла их выпустить из рук весь вечер.

Это письмо, на невиданной ранее бумаге с узорами, трусы и кроссовки, стали, безусловно, самым прекрасным, что я до сих пор видела. Они прибыли с другой планеты, и я сразу поняла, что эта планета подходит мне больше моей.

Письмо было подписано: «Дедушка Яков и Бабушка Нора».

Так я стала счастливым обладателем не только дедушки (дедушек до этого у меня не наблюдалось, папиного папу убили на войне, мамин отчим Рома тоже умер до моего рождения), но и бабушки из Америки. Я чувствовала какую-то тайну в том, что к дедушке прилагалась бабушка Нора. При упоминании этой Норы бабушка кривила губы: «Нора! Сушеная вобла!»

Это письмо и дальнейшие письма и посылки передавал младший брат дедушки Якова – Боря. Боря – единственный из всех братьев (а их было девять) жил в Петербурге и проявлял к нам родственные чувства.

Ответ на письмо стимулировал в нашей семье длительные прения. Во-первых, я не умела писать, а отвечать требовалось от моего имени, иначе вдруг новые родственники обидятся. Во-вторых, правила приличия диктовали поблагодарить за кроссовки и расписать, как они идеально подошли к моему гардеробу, дескать я и мечтать не могла (что являлось чистой правдой). Но, как тогда дать понять, что они оказались малы? И мы все же надеемся на такие же, но по-больше, так как теперь, когда я уже вкусила радость обладания этой чудо-обувью, моя жизнь без них уже не может быть прежней.

Бабушка положила конец толерантным стенаниям: «Мильке и Вовке дома и квартиры, а Лене – кроссовки! Спасибо им в жопу за это! Пиши, что малы и пусть шлет новые, нормального размера, будь они прокляты», – сказала бабушка.