– Адат, подъем. Теперь на нас свалилась такая куча забот, по сравнению с которыми прежние обязанности покажутся, просто отдыхом. Открывай глаза, и, если мы уже в состоянии различать свет вокруг себя, поднимайся, – строгий голос подруги не оставлял никаких надежд на еще хоть несколько мгновений заслуженного отдыха.

– Тарбит, неужели вчерашнего недостаточно, ведь ночью ты всем разъяснила какие неприятности ожидают тех, – здесь тон сознания— компаньона изменился и стал нарочито низким, – кто осмелится пойти против могучей и ужасной Лии.

– Вставай Адат. Не балуйся. Нам даже завтракать лучше на ходу. Обстановка на нашем, обрати внимание на главное здесь слово «нашем», участке может накалиться. То, что я надеюсь там увидеть, может ускользнуть прямо из рук. Не хотелось бы, чтобы в наше отсутствие там появился Марон. Или какой-нибудь недобитый друг-товарищ вожака. Хотя не думаю. Не целую, наконец, банду мог содержать Марон. Да и наместник не потерпел бы появления такого войска в своем округе. В любом случая, Адат, вставай. Нужно поторапливаться.

– Поторапливаться? Опять. Ладно. Встаю, встаю. Не дергай тело и не пытайся перехватить управление. Дома я командую, я здесь хозяйка. Доберемся до места, там будешь своевольничать.

– Только не забудь хоть немного помахать руками и подрыгать ногами.

– Как драться, так ты тут как тут, а как зарядку делать – так Адат. Могла бы и научить подругу не только разговаривать с мужчинами, но и постоять за себя, – Лия-Адат начала уже знакомую зарядку.

– Оно тебе надо? Я всегда …, даже не рядом, внутри. Разве у нас плохо получалось до сих пор: на дороге, на плоту, на участке. Нет у меня таких обостренных чувств, как у тебя. Ты ведь знаешь. Ты воспринимаешь мир не так, как я. Иначе. Я действую побыстрее, что в этом плохого. Все, пошли. Остальное по дороге. Ты мне еще обещала рассказать о погребе.

Когда Лия вышла во двор, солнце только-только собиралось появиться из-за горизонта. Обитатели подворья выбирались из своих домов-ульев, а кухарка уже хозяйничала на кухне. Сегодня и Адина уже была рядом с ней. Она обернулась в сторону дочери и улыбнулась, не заметив на лице Лии даже признаков вчерашней усталости.

Лия подошла и прижалась к такому знакомому с детства родному человеку. Слова были не нужны. Мгновение неподвижности, и женщины отодвинулись друг от друга и заторопились.

– Лия, лепешка, сыр, молоко на столе. Начинай завтракать, пока не началась толкотня. В корзинке лепешки, немного масла, финики. Днем придумаем, как прокормить твоих наемников.

– Ты и о них помнишь? А отец?

– Придумаем, что-нибудь. Скажи, что тебе может понадобиться, постараюсь помочь. Хотя, сама понимаешь…

– Мне бы начать с чего-нибудь. Марон раба держал в нищете, а тут мужиков прокормить нужно. Не знаю я, мама. Никогда не занималась этим. Все ты да ты. Выкрутимся, когда разберусь во всем. Я пошла, пока отец не вышел. Не хочу столкнуться с ним. Пусть решает, как быть дальше.

Выйдя из поселка, Лия заторопилась. Солнце показало свои лучи из-за далеких гор, легкая прохлада приятно холодила лицо. Шагалось легко, как-то беззаботно и весело.

– Адат, не расслабляйся, вспоминай, если ты еще не распростилась с мечтой иметь кучу ребятишек от Иакова, – напоминание Тарбит напомнило, что короткая передышка рядом с мамой окончена, пора работать. – Участок ты мне описала. Заставь меня сделать нечто подобное, никогда бы не смогла. Теперь подвал. Кроме сумрака, ощущения грязных голов беглых рабов и наглого хетта, ничего в памяти не отложилось.

– Подвал. Необычный подвал. Обширная яма, ступени вдоль стены прямо в земле. Укрепленны обожженным кирпичом, чтобы не осыпались. Большие, крутые. Выбежать не получится, не перепрыгнешь. На дальнем конце крыши перекинуты два ствола, стропила. На них – плетеные щиты из лозы. Большие. Похожи на ту оградку, что прикрывает… (не знаю, что прикрывает), за хижиной на участке. Внизу пол пустой. Ни стола, ни лавок. Под стенами набросана всякая всячина. Похоже на мусор в шатре, где мы начинали знакомиться. Только намного больше. Какие-то старые сломанные колеса, полусгнившие покореженные остатки старой мебели. Зачем было сваливать все, проще было сжечь. Крепкую лестницу ты помнишь, барахлом была завалена.