Со второй попытки Урманов отстрелялся на «четыре». Сбил ростовую и одну грудную мишени. А по второй грудной промазал. Все-таки через противогазный окуляр целится было совсем несподручно. Его напарник, Кольцов, тоже получил «четыре». Но не у всех и на втором заходе все было гладко. Примерно треть от повторно стрелявших снова оказалась в неудачниках. Пришлось бедолагам опять месить снега на холмистом склоне.

После этого только один курсант стрельнул на «три». Но его решили больше не гонять. Сержанты сжалились и заменили наказание часом неурочных работ после отбоя.

Объявили перекур… Учебная рота столпилась возле двухэтажного здания управления стрельбами, из центра которого массивным цилиндром поднималась к небу смотровая вышка со стеклянным прозрачным куполом. С подветренной стороны здания было не так холодно. Урманов присел на корточки, прислонившись спиной к стене. Рядом расположились ребята из его отделения.

– Мороз и солнце… День чудесный! – улыбнулся Кольцов, пафосным жестом указав в сторону виднеющегося невдалеке нарядного, заснеженного леса.

– Еще ты дремлешь, друг прелестный! – подыгрывая приятелю, нараспев отозвался Гвоздев, поправляя лежащий на коленях автомат.

– Пора, красавица, проснись!.. – с усмешкой изрек Широкорад и шутливо толкнул в плечо сидящего рядом Мазаева. От неожиданности тот повалился набок. Все засмеялись…

Очередной трудный этап позади. Можно было немного расслабиться.

– Строится, рота! – донеслась команда. – Командирам отделений проверить вооружение и снаряжение!

Курсанты построились в две шеренги. Дело привычное… Всегда после стрельб и полевых занятий проводятся такие проверки.

– Первая шеренга, шаг вперед, марш! – приказал сержант Бадмаев. – Кру-у-у-гом!.. Оружие и снаряжение – к осмотру!

Урманов вместе с другими скинул с плеча автомат и, держа его перед грудью, другой рукой отогнул клапан магазинного подсумка. Там чернел ребристый автоматный «рожок»… Вообще, в подсумке было место для четырех магазинов, но на стрельбы обычно брали один или два, в зависимости от выполняемых упражнений. Сегодня в подсумках у всех было по одному.

Курсанты первой и второй шеренги стояли лицом друг к другу. Сержант Бадмаев, проходя по центру разомкнутого строя, смотрел налево и направо и монотонно кивал головой: «Осмотрено… Осмотрено… Осмотрено…» Неожиданно он замер с приоткрытым от неожиданности ртом. У курсанта Пантюхина подсумок был пуст.

– Где?.. – произнес, наконец, Бадмаев, нервно подрагивая изогнутой бровью. – Где магазин, я спрашиваю?!

Побледневший как снег, курсант подавленно молчал.

– Что у тебя там? – поинтересовался Гуссейнов.

– Да вот, че-пэ, Джафарыч! – обреченно произнес сержант. – Боец магазин потерял.

Гуссейнов молча подошел, встал рядом. Под его испепеляющим взглядом Пантюхин совсем поник.

Повисла напряженная тишина. Все понимали: магазин потерять – это не шутка. За такое по головке не погладят. И где его теперь найдешь в этих снегах?

– В каком месте ты мог его потерять? – спросил Гуссейнов. – Хотя бы примерно…

Пантюхин задумался.

– Ну, может, там, на холме… – неуверенно сказал он. – Когда бежали в противогазах.

Гуссейнов помолчал, поигрывая желваками на скулах. Видно было, что он обеспокоен пропажей.

– Короче… – старший сержант обвел взглядом неподвижный строй. – Никто отсюда не уйдет, пока не найдем… Никто… Включая командиров отделений.

Урманов вдруг ощутил, как замерз. Холодный ветер насквозь пронизывал его. Пальцы рук в промокших, оледеневших рукавицах застыли, и отзывалась мучительной, ноющей болью. Ступни ног в задубевших на морозе кирзовых сапогах онемели от холода. Казалось, он стоит босиком прямо на снегу… Мелкая противная дрожь сотрясала тело. И если раньше его согревала мысль, что надо потерпеть еще чуть-чуть – и все кончится; то теперь эта неопределенность лишала последней опоры. Ведь даже минута на таком холоде длилась бесконечно. А тут… Невозможно представить, что будет, если поиски затянутся до вечера.