Я училась в пятом классе, подошла к нему и спросила: «Папа, а что такое гамлет?» Папа посмотрел и сказал: «Ты что, дура, не читала?» (Он забыл, что я учусь в пятом классе. Ну как же: «Гамлета» не читать!). Я прочитала «Гамлета» с восторгом, как детектив!

И поскольку можно было спрашивать всё, я однажды спросила: «Папа, а зачем убили царскую семью? Ну царь – он был враг. А вот детей зачем убили?» И папа очень подробно рассказывал, что это был прецедент: если оставить кого-то из семьи (здесь он лукавил, он знал, что были наследники), кто-то мог попробовать возродить трон. Так что и вопросы свои, и ответы многие помню.

Папа был очень несдержан в словах. Потому что, когда он, отсидевши три месяца в тюрьме, пришёл и стал рассказывать, как директора лётной школы, где он когда-то работал, на его глазах тащили избитого и связанного, а его голова билась обо все ступеньки… Или как били отца моей школьной подруги (мы за одной партой с ней сидели, я Ольге так и не рассказала никогда об этом)…

Наверное, при ребёнке не надо было это рассказывать, мне ведь всего десять лет было.

Я очень долго была ребёнком. Мне кажется, что я стала взрослеть тогда, когда в Ульяновске начали сажать. Когда в прихожей у мамы стояли валенки, затянутые верёвкой, шапка папина, а оттуда ещё торчали носки… Я уже понимала, что наступают другие времена.

Перед войной, в конце тридцатых (я была в начальной школе) проводилась перепись населения. И к нам приходили две девочки из педагогического института – переписывать нашу семью. Из взрослых в это время была моя няня и воспитательница Елизавета Яковлевна Яковлева. (Её муж, врач, во время Гражданской войны никуда отсюда не уехал и умер в 20-х годах от сыпняка).

Первый вопрос переписчика: «Кто глава семьи?» Елизавета Яковлевна отвечает: «Храмцов Сергей Павлович».

Тут я врываюсь в разговор: «Баба Лиза! Надо же правду говорить! У нас глава семьи – мама!»

27 января 1998 года. Наталья Сергеевна – А.С. Бутурлину в Москву.

(…) Смертельно боюсь гололёда. Выползу за покупками, тащу в руках и в зубах, а ноги дрожат и спина мокрая от страха. А потом тихо сижу дома, «кушаю» из холодильника, соседка ходит за хлебом.

Когда сижу дома, понимаю, что моим земляком был не И.А. Гончаров (он быстро стал петербуржцем – писателем и цензором), а Обломов и его Захар. Во мне, кажется, есть черты обоих, уверена, что с ними мне легче жить!

Есть, что есть и пить, есть, что читать, слушать и даже смотреть; друзья и знакомые не забывают – приходят, звонят, пишут и даже дарят подарки. Есть умение и желание что-то переделать, перешить для себя – и нагота прикрыта и чучелом не выглядишь!

В подарок друзьям шью «тапочки для гостей»… В доме тепло, пенсию приносят вовремя, ни у кого ничего не прошу, наоборот, у меня берут в долг, от политики отрешилась, от всех безобразий так устала и заслонилась, что уже даже не больно. Много ли надо?

Спорю последнее время всё больше с книгами, которые читаю. Немного с М. Таривердиевым (лёгкий, талантливый человек, зачем так рано умер?), то с Н. Шильдером по поводу Павла I, которого я склонна во многом оправдывать. (Матушку-Екатерину не люблю!)

(…) Последнее время радовал телевизор, были передачи о приятных и интересных людях (Рязанов, М. Задорнов – не министр); хорошо поставили «Графиню де Монсоро», две передачи – интересные очень – «Старая квартира» (в последней такой был Ю.П. Любимов). И слава Богу, пока мы, в принципе, беспамятные, помним о В. Высоцком. Концерт был ужасный, но показали удивительный фильм по чеховской «Дуэли» – с Высоцким, Далем, Папановым…