– Что за шкатулка? Что в ней? Почему ее нельзя открывать? – посыпались вопросы, младшие женщины удивленно переглядывались, до сегодняшнего вечера для них это было тайной.

– Моя мать ничего не рассказала мне, потому что сама ничего не знала. Она только сказала, что шкатулка не должна попасть в чужие руки, никто не должен ее найти. Шкатулку надо хорошо спрятать. И не открывать! – прапрабабка снова сделала ударение на последних словах.

– А где она сейчас? – с придыханием спросила молодая Светлана.

– В надежном месте. Мы зарыли ее в лесу, – после паузы произнесла Столетняя и посмотрела на свою дочь, та молча кивнула.

– Что в ней может быть? – женщины не сводили со старшей глаз.

– Не знаю! Но думаю то, что никто не должен видеть! – твердо ответила та. – Для этого вас и позвала. Поклянитесь, что никогда не заглянете внутрь. На иконе клянитесь! – она взяла в руки потемневший от времени лик Богородицы, написанный на липовой доске.

Женщины по очереди произнесли клятвы и молитвы и приложились к образу.

– Вот и славно, – облегченно вздохнула Столетняя, посмотрела на кровать и ласково улыбнулась, – заснула уже наша младшенькая. Берегите ее, девочки. Идите, уложите ее, – кивнула она Свете и ее матери, а своей дочери сказала, – помоги мне прилечь, устала я… и посиди со мной.

Уже лежа в постели, Столетняя глубоко вздохнула, – слушай, что скажу. Я недавно заглядывала в будущее, и вот что увидела. Через десять лет твоему зятю предложат хорошую дачу недалеко от Москвы. Не раздумывайте, соглашайтесь сразу и перебирайтесь со своим дедом туда. Будете ближе к молодым, Светке поможете Настю вырастить. А этот дом продайте…

– Мам, да как можно-то? Здесь жили твои родители, потом вы с папой, шутка ли – полвека… на местном кладбище все похоронены, – расстроилась дочь.

– Не спорь! – перебила ее Столетняя, – кому он нужен, этот дом? Это пока здесь большая деревня, колхоз, жизнь кипит. А потом молодежь в города подастся, рано или поздно опустеют все дома, никого не останется, одни старики. Да и от цивилизации далековато. Глушь, одним словом. А деловые люди эту землю к рукам приберут, захотят организовать здесь хозяйство, будут давать за участок хорошие деньги … продавайте, не жалейте. Иконы забери и домовых не забудь, обязательно возьми их в новое жилье, они тебе всегда помогут.

При этих ее словах тихо сидящие домовые Митрофан и Евдокия закивали головами.

– Настю береги, всему ее научи… хотя она и так все знает, да получше нас. Завтра-послезавтра окрестим ее в старой церкви, там место доброе, намоленное и батюшка истинный православный. А после крестин я от вас уйду … пора уж мне туда… да и муж мой покойный последнее время часто снится, к себе зовет, соскучился, говорит…

Дочь поправила платок у матери на голове, та узловатой старческой рукой схватила ее за пальцы и посмотрела в глаза.

– А самое главное – выкопай шкатулку и перепрячь ее. Но только так, чтобы вы с девчонками легко могли ее найти, а другие нет. И будь осторожнее, не заноси ее в жилье. Помнишь, как в тысяча девятьсот пятнадцатом году после похорон твоей прабабушки мы перебрались в этот дом? Сначала переехали мы с мужем и родителями. Тебя с грудной дочкой перевезли позже. Так вот. Мы с матерью не сразу нашли тайник для шкатулки, поначалу спрятали ее в сенях. Всего один вечер и одну ночь была она в доме. Но всё словно с ног на голову перевернулось. Мне было жутко так, как не было ни до, ни после… думаю, что все из-за нее…

Она тяжело вздохнула.

– …помнишь, как мы с тобой во время войны за дровами в лес ходили? И сколько раз волки по нашим следам шли. Я их не боялась. И когда нашу деревню бомбили, тоже не боялась. А в ту ночь дрожала, заснуть не могла, мерещились всякие ужасы. И все мои домашние не спали. Мой муж, здоровый мужик, от страха зубами лязгал. Отец, промысловик-охотник, в молодости в тайгу на несколько месяцев в одиночку уходил, а той ночью хныкал, как младенец. И собака во дворе, как безумная выла. На следующее утро еще не рассвело, а мы с матерью эту шкатулку схватили, обмотали брезентом и прямиком в лес. Целый день подходящее место искали. Пока не спрятали ее надежно, о возвращении домой и не думали. И пока мы в лесу бродили, тишина стояла мертвая. Даже птицы перестали петь, и солнечный свет померк. А как зарыли, снова все на свои места вернулось.