– Что ты изучаешь в университете?

– Юриспруденцию, – она хихикнула. – Я хочу помогать мусульманским женщинам, беженкам или тем, кто просто хочет учиться или работать, а их семьи против этого.

Лицо Малики озарилось, делая ее похожей на маленького счастливого взъерошенного воробья.

– Это твой случай, правда? – осторожно спросила Инма.

– Да, – Малика моментально сжалась, – я ослушалась своих родителей и вместо замужества уехала в Мадрид и подала документы в университет. Мои родные: родители, братья и их жены – остались в Андалусии. Я опозорила семью, но надеюсь, в один прекрасный день они поймут, сколько пользы я могу принести обществу, и простят меня. Ведь Аллах, он велик, он все видит, он не запрещает женщине учиться и работать!

Инма потрепала ее по руке. Габи тоже хотел получать высшее образование. Как будто в этой «корочке» есть какая-то гарантия счастья!

Сама Инма была счастлива окончить школу и никогда больше не возвращаться к книжкам. Тем более все закончилось тем, что они оба работали в отеле, удовлетворяя взыскательные запросы клиентов совершенно разными способами. Инма усмехнулась своим мыслям: почему русита не могла быть такой же, как остальные гости отеля, уезжающие и не оставляющие за собой следа? Просочиться сквозь Габриэля и, как морская волна, уйти в песок?

– А в чем проблема, почему ты не можешь учиться? – поинтересовалась Инма.

– Я из очень традиционной афганской семьи, где никто из женщин не смог получить образование по разным причинам. Родители говорят, что женщина не может быть слишком умной, от этого все беды. Я окончила школу вопреки родительской воле, потому что к нам в дом постоянно ходили волонтеры и говорили родителям, что я очень способная и мне надо учиться дальше, но на университет мои родители никогда бы не согласилась, зная, какие искушения подстерегают там девушек.

Малика осекласьи покраснела. Понятно, она еще и девственница! Инма закатила глаза. Знала бы Малика, каким образом в ее возрасте Инма зарабатывала свои первые карманные деньги!

– Так как ты оказалась здесь? – наконец спросила Инма.

– Просто сбежала с помощью жены брата, как только узнала, что меня приняли в университет.

Глаза Малики озарились.

– Первые ночи я проводила на вокзале и где придется, – она огляделась. – У вас очень красивая квартира.

– Ну, если сравнивать с вокзалами, то может быть, – пожала плечами Инма. – Не забудь, что ты не живешь тут бесплатно, а вернешь мне все до евроцента, как только получишь очередную порцию гуманитарной помощи от жены брата.

***

Как ни странно, дома Инма и Малика почти не пересекались, так как Инма работала во вторую смену, а Малика целыми днями пропадала в университете. Факт, который Инма не могла не оценить, – это то, что с приходом Малики в доме стало гораздо чище, а на плите появилась горячая и вкусная еда. Однажды Инма купила вместо курицы свинину, но сочный кусочек так и остался тоскливо лежать в холодильнике. В целом Малика ела как птичка, недаром и была такой субтильной, так что на бюджете Инмы соседка почти никак не отразилась.

Вечерами, бывало, они немного болтали, так как обычно Инма будила Малику своим поздним возвращением. Инме нравилось слушать про довоенный Афганистан, о существовании которого она не догадывалась до настоящего момента. По словам Малики, до прихода талибов он выглядел как город-сад, с красивыми мечетями, машинами на улицах и даже кинотеатрами, где женщины могли сидеть рядом с мужчинами. После войны с Советами к власти пришли талибы, и положение женщин стало страшным – полностью закутанные в бурки, оставляющие только прорезь для глаз, женщины лишены всяких прав, в том числе на учебу, работу и медицинскую помощь. Тысячи женщин умирают от антисанитарии, голода, побоев, во время родов и отсутствия необходимого лечения. Инма не могла в это поверить, вспоминая доступную медицину на Кубе и равенство женщин и мужчин в коммунистическом обществе. Про талибов она, конечно, ничего ранее не знала.