Вторые первых «беспредельщиками».

Папенька чего только о службе ни рассказывал. И о мародёрах из местных любителей поживиться за счёт чужой смерти, и о драках, о страхе, о том, как некроманты сходили с ума, даже о шлюхах, которые бились за право поработать на Пределе. Впрочем, о шлюхах родитель рассказывал не мне, но я всё равно услышала. Это и ещё одно:

– Знаешь, Этэль, – как-то вечером негромко рассказывал он матушке, когда они вдвоём по своему обычаю сидели на веранде нашего дома. – Я ведь мог уйти с Предела. Были возможности. За воровство у своих, за насилие, за издевательство над новичками…

– Ты не мог, Тин, – ответила маменька. – Если бы смог, я не смогла бы тебя полюбить. И хватит волноваться. Мы хорошо воспитали своего сына, он никогда не опозорит свой род…

Этот разговор случился в моё первое лето без брата, но я его не забыла, потому и ляпнула, не задумываясь, сразу после слов певуна:

– А не нужно было у своих красть. Глядишь, и до золотых эполет дослужился бы…

– Ах ты мразь! – прорычал певун, но бросился отчего-то не на меня, а на Даккея. – Всё своей девке растрепал? Ну, я тебя…

Драка началась внезапно, как гром среди ясного майского неба. Казалось бы, только что все гости «Кричащего бобра» дружно пели песню, которую в народе называли гимном стражей границ, а в следующий момент в воздухе замелькали ножки стульев, осколки глиняной посуды и кулаки.

Памятуя о предупреждении Даккея, я прижалась к его спине, будто меня магией к ней приклеили, и надёжно прикрывала тыл напарника, одновременно держа над нами щит (среди стражей сильных магов не было, но и от слабого проклятия может так прилететь, что и врагу не пожелаешь).

Однако моя ненавязчивая защита подействовала на стражей, как красная тряпка на быка. Если поначалу лишь только часть из них пыталась нас достать, то теперь они как с цепи сорвались.

– Алларэй! – рявкнул боевик. – Я же велел...

– Держусь за спиной, – отрапортовала я, перекрикивая шум в таверне и отбивая Воздушной волной летящий в голову напарника кувшин, – и не высовываюсь!.. Ай!

– Что?!

Обернуться боевик не мог – блокировал удар одного из стражей, но я по голосу поняла, что лучше мне поторопиться с объяснением.

– Юбку испортила, – ответила, опустив подробности о том, что на неё прямо пьяной кровавой рожей рухнул один из певунов.

– А я говорил, пойдём в «Священный грааль»… – раздражённо прошипел Даккей, и я, пользуясь моментом, немножко уплотнила щит. Чтобы он не только проклятия, но и неодушевлённые предметы не пропускал.

Народ в «Бобре» хором выругался.

Даккей, кажется, тоже.

– Проклятые демоны! Даже пожрать не дали! – Ударом ноги боевик отбросил со своего пути лавку, а вместе с ней и нечаянно подвернувшегося стража границ. Я же снова охнула, на этот раз из-за куска чьего-то зуба, что оцарапал мне щёку. Видимо, где-то в щите я всё же оставила прореху.

Нурэ Тайлор меня бы за такую оплошность выпорол.

Морально.

А Даккей лишь зыркнул через плечо да прорычал угрожающе:

– Бренди! Сказал же, не крути головой, за спиной держись!

– Держусь я, держусь! – пробормотала сквозь зубы.

Так сильно, что скоро руки отвалятся.

– И не высовывайся!

– Да не высовываюсь я! – О выставленный мной щит ударилось Забвение – гнусное заклятие, отбивающее память почти напрочь. Я видала мужиков, которые полдня под себя ходили и требовали сисю. Через некоторое время, правда, всё исчезало без следа, но, осадок, как говорится, в душах заклятых, оставался… – Оказываю посильную поддержку.

– Лучше бы делала, что тебе сказали, – несправедливо возразил Даккей и совершенно нелогично добавил: