– Да вот когда скоморохи подошли, народ повалил за стену, тогда и выехали. Даже чуть раньше.

Всё ясно. Тот толстый купец, видно, из любопытства подошёл посмотреть на скоморохов, а весь их обоз уже стоял в поле. Теперь догонишь разве?

– А князь где?

– Так он ещё вчера уехал в Новгородок, что на Осетре.

– А молодой боярин Дмитрий?

– Чевка-то? С ним. И старший княжич тоже.

Всё… Больше некого было уговаривать остановить тех купцов. Меня никто и слушать-то не станет. А если и станут, то пока поймут, пока погоню снарядят!.. Эх!..

Я медленно побрёл к княжьему терему. Почти все уже разбрелись по домам, и на улице было свободно. Я находился в таком сквернейшем настроении, что идти к себе в келью не хотелось – будешь лежать там в одиночестве, мысли всякие нехорошие в голову полезут. Поэтому в кремле я пошёл в плотницкую и по привычке набрал десяток плашек. В первый же удар я вложил всю накопившуюся злость, всю горечь на так неудачно сложившиеся обстоятельства. Плашка от удара меча разлетелась на две почти ровные половинки. Хотя это получилось у меня впервые, особой радости я не испытал. Держа меч в правой руке, поднял одну половинку с земли и внимательно рассмотрел её. Линия сруба была ровная, прямая. Как будто рубил не на лету в воздухе боевым мечом, а на плахе плотницким топором, тщательно примерившись. Такой сруб и у боярина Дмитрия не часто получается! На душе немного полегчало.

Я подкинул вторую плашку и взмахнул мечом. Деревяшка целёхонькой отлетела в сторону. Нет, я это так не оставлю. Я подкидывал и бил мечом, подкидывал и бил. Но всё без толку. Так и не получилось у меня больше в тот вечер разрубить плашку…

А ночью меня разбудили крики и топот. Едва продрав глаза, я подошёл к окну. Внизу царила суматоха. Вдалеке виднелись отблески большого пожара, отовсюду доносились крики. Небольшой отряд дружинников взбирался на стену, в открытые ворота кремля горожане загоняли скот, под окном пробежал кто-то, сжимая целую охапку стрел. Что это? Неужели на Рязань напали? И Олега ведь в городе нет – ушёл с дружиной, здесь только сотни три ратников осталось. В считаные мгновения я оделся, схватил меч и выбежал на улицу.

Те из рязанцев, кто жил рядом с кремлём, успели спастись сами и спасти скот. Двор кремля был плотно забит мычащим и блеющим стадом. Дружинники на стенах спокойно, без суеты, готовили луки и примерялись, как удобней стрелять из-за зубцов. Я поднялся на стену, увязавшись за молодыми дружинниками, нёсшими стрелы и сулицы.

У башни, что возле главных ворот, на стене стоял боярин Глеб, который два года назад отогнал ордынцев от нашего села, и напряжённо всматривался в ночь, где трепыхались на ветру языки пламени. Горел уже почти весь город, даже стены, сделанные из толстенных дубовых брёвен.

Где-то вдалеке слышался шум битвы. Видно, те горожане, кто не успел добраться до кремля, старались подороже продать свои жизни. Пламя в ночи разгоралось всё сильнее. Внезапно из него, как бесы из пекла, показались всадники. Это были уже знакомые мне ордынские воины. Они на полном скаку устремились к воротам, куда как раз загоняли последних коров, – похоже, хотели воспользоваться оплошностью защитников кремля.

Ордынцев было много, сотен пять. Они скакали быстро, очень быстро, выпуская на скаку стрелу за стрелой куда-то вверх, на стены. Я стоял и смотрел на всё это разинув рот. Вот он – настоящий бой, к которому я готовился два года после сожжения нашего села.

Меня больно пихнули в бок:

– Чего стоишь? Стреляй.

Я оглянулся, но дружинник уже отошёл к краю стены и, спрятавшись за зубцом, выцеливал кого-то из лука. Трен-н-нь! Он, на миг выглянув из-за укрытия, выпустил стрелу и тут же опять спрятался, потянувшись к саадаку.