Если же в государстве всего два важных мегаполиса, а население остается почти что традиционным, тогда это время энергичный – младших сыновей, алчущих справедливости.

Итак, чтобы наверху или главенствующими были идеи народного государства, необходимо энное количество условных старших братьев. Младшие братья берут верх, когда этого энного авторитета нет. Вся старая городская элита, все эти врачи, учителя, адвокаты и чиновники быстро превращаются в сторонников жесткой руки, авторитаризма, бонапартизма, не признают никаких бродяг с улицы, никаких пролетариев, никаких левых с их уравниловкой и социальной справедливостью. Все, что они кричали эти оборванцы под управлением своих вождей, все эти лозунги, нарисованные на маршевых транспарантах, все призывы разделить, отобрать – все это было ложью, лицемерием с точки зрения городской элиты. Никуда традиционное восприятие кастовости не исчезло. Касты остаются. Хоть при рынке они есть, хоть при социальном государстве. Кастовость принимает несколько иную форму. В момент очередного кризиса все государственные служащие и интеллигенция дрейфуют направо, превращаются в новых консерваторов. Но не в виде тех ретроградов, что хотят вернуть феодальные касты, никто еще с ума не сошел, чтобы перевернуть вспять историю Возрождение феодализма с его жесткими кастами возможно только при малой урбанизации вообще. Только у бывших номадов, у кочевников каждый кочевник – потенциальный аристократ. Для возвышения ему много не надо. Главное быть чуть выше других. Помнить свои семь колен предков. Еще лучше, когда у потомка кочевников есть должность (значит и деньги). У урбанизированных народов такое возрождение прошлого де факто невозможно. Прошлая интеллектуальная и культурная элита в виде ремидов желает прекратить этот балаган гражданского равенства, даже ценой урезания своих прав. Ведь за республику всегда – орда всех младших братьев. Именно они своей демократией, своей бесконечной болтовней, вседозволенностью приводят к кризису. На самом деле, здесь нарушили закон социальной иерархии, правители привели к кризису, а младшие готовы поддержать анархию. Если правит не старший брат, даже не отец, а желающие авторитета младшие, это неизбежно приведет любую семью к разорению. Если собрать волю всех младших в республиканском парламенте, то получится нарушение традиции в рамках всего социума. Вот так вся старая интеллигенция превращается скорее в сторонников автократии, диктатуры, а следом и нацизма, если есть необходимость объединить всех одной идеей от учителей до люмпенов.

Но постойте! Ведь в Германии в 30-х бодро вышагивала на площадях и улицах и компартия. В рядах КПГ и под рукой у вождя коммунистов Тельмана было миллион рабочих. Чем же они отличались от республиканских младших братьев? Почему они были за еще более левую социальную республику? Во всяком случае на словах, в лозунгах диктатуры пролетариата.

Все, кто выступает за республику – младший брат по определению. Он уступает другим в патриархальном праве. В свою очередь тот, кто уступает в силу возраста всем братьям, тот является коммунистом. В ревконе нет никаких братьев реальных. Есть братья по рефлексии. Пролетарии – это молодые из горожан. Это зеремиды. Почему они не попали в ряды буржуазных и мелкобуржуазных демократов? Да потому что все места на рынке к их приходу были заняты. Мещане уже заполонили город. Места для выживания, а еще проще – работа осталась только на заводах.

Теперь младший брат не только в силу возраста, но и по законам традиции обязан к сроку обзавестись семье. У него появятся дети. Он станет тоже отцом. Теперь он даже не старший брат, а отец, что еще хуже. С каждым годом он будет остепеняться, с каждым разом он будет праветь. И наконец встанет на сторону всех старших братьев и существующей элиты. Так или не так?