Отступаю на шаг. Невольно пугаюсь, боюсь услышать, какой приказ он в трубку рявкнет.

- Выйди вон.

- Чего? - он убирает телефон от уха.

- Вон выйди, - повторяю увереннее. - Ты меня бросил одну, в дом приперлись кредиторы, с родителями я из-за тебя на ножах, мне некуда было идти, я...

Он швыряет банку. Она летит над моей головой. Приседаю и накрываю ладонями макушку. Банка бьется в стену на руки мне сыпятся икра и осколки.

- Ты рехнулся? - лепечу, трогаю голову.

- А ты? Это мои сыновья, Яна, - он опирается на постель, ловит меня за руки и тянет к себе. - Мне с тобой как жить дальше?

- Я не просила за мной приезжать. Ты сам.

- Я надеялся на твое благоразумие.

Наши лица рядом, тону в запахе табака. На лоб скатывается икра.

Он в раздражении стряхивает ее.

- Я от тебя предательства не ждал, - его голос становится тихим, огорченным. - Ты же мой цветочек. Ты зачем это сделала?

Смотрю на мятую постель. Не знаю, как время назад вернуть, выбросить проклятую визитку и к его сыну не соваться.

Или даже раньше, вырезать из памяти прачечную и шуточки про шланг.

- Ты ещё малышка, - говорит он. Убирает из моих волос оранжевые шарики. - Тебя запутали. Обманули. Но их не защищай. Они взрослые, умные, воспользовались моей девочкой. Их наказать нужно. 

- Ты же сам сказал, - хочу повторить за ним, что это его сыновья, только напоминать не решаюсь, замолкаю.

Может, правда, кого-нибудь надо наказать.

Сидим в тишине, он перебирает мои волосы. У двери негромко откашливаются. Адам поворачивается.

На пороге топчется начальник охраны. Деликатно смотрит в сторону, в черный квадрат окна.

- Адам, на минуту.

Адам кивает. Поднимается с кровати, одергивает пиджак.

Сижу на полу по другую сторону, провожаю взглядом его фигуру. Нужно идти в душ, пеплом пропахла и рыбой.

Утыкаюсь лицом в одеяло, слушаю музыку.

Может, правда, я ещё глупая. И Адаму лучше знать, что с ними делать.