- На прощание поцелуешь? 

- Открой! - топаю ногой.

- Да понял, - он поднимает руки, словно сдается, - Р-р, львица, - поворачивает ключ и открывает дверь.

❤️❤️❤️

Просыпаюсь от громкой музыки.

Сонно моргаю, потягиваюсь в постели.

Внизу веселье - значит, уже ночь, в казино только начинается жизнь.

Смотрю в потолок. На стены, как они едва заметно дрожат от басов.

Переворачиваюсь на другой бок и накрываю голову подушкой.

Несколько дней здесь торчу. Да и то. Когда Адам за мной приехал, даже не сам поднялся, а послал водителя.

Самому светиться на улице нельзя, такие дела. И мне за компанию, я все таки Яна Метельская, фамилия прочнее тюрьмы.

Он сменил машину.

И место жительства. Потерпи, малышка, я со всем разберусь, и мы вернёмся домой - так он сказал.

На носу выходные.

Кутаюсь в одеяло, даже сквозь подушку слышу вечеринку внизу. Потом убавят, станет тихо, чтобы никто не отвлекался от карт и фишек.

Вместо будильника шум. Окей.

И, вообще, жить в казино - это перформанс, экстравагантно, зато безопасно. Почти. Раньше, пару раз, он злился по телефону, что на его особняки кто-то натравил ОМОН, ребята в масках с автоматами каждый месяц разгоняют подпольные игрища.

И Адам арендует новые здания.

Здесь уютно, и пока никто не мешает, никаких налетов и людей в форме.

Двухэтажный дом, на первом рулетка, на втором кабинет, спальня, душ и кухня.

И музыка.

Отбрасываю подушку. Вытягиваюсь. Наматываю прядь волос на палец, зеваю.

- И в горе, и в радости, Яна, - звучит его голос от дверей.

Вздрагиваю.

Он со мной не разговарил эти дни, ничего, кроме "привет, иди завтракай". Занимался делами. И спал не здесь, а в кабинете.

А тут. Стоит в проходе, дымит сигаретой.

Пришел.

- Как дальше, помнишь, - он медленно идёт по комнате к моей кровати.

- В богатстве и в бедности, Адам, - помню.

- В болезни и в здравии, жена, - он присаживается на край постели. С треском затягивается, стряхивает пепел в банку с остатками икры. И вдруг спрашивает. - Кольца где?

Смотрю на свою пустые пальцы. Одно я потеряла, когда папину машину исцарпала. А второе сама выкинула, в квартире у близнецов.

- Колец нет, - сползаю с кровати, подтягиваю спадающие мешковатые брюки. Одежду покупали без меня, и с размером не угадали. - Ты три дня не приходил ко мне. Я тут как в клетке.

- Не приходил, - он кивает. - Потому, что у тебя все тело в засосах.

- Не всё.

- Ты ещё и спорить будешь?

Замолкаю. И, правда, неважно, один или десять.

На шее, на груди, на животе. Уже бледные, но их видно, если футболку задрать. Пока я сплю.

Он заходил в комнату и смотрел, иначе откуда знает?

Он тушит сигарету в банке, оранжевые шарики шипят. Сёмга или форель. Он тоже встает, нас разделяет смятая постель. Он ни слова не говорит, давит меня взглядом.

Я изменщица, получается, что да.

И он от меня отвернется. Наверняка. Он так смотрит, у него даже взгляд будто выцвел, нет васильков, есть мутное дно озера.

- С кем? - он опускает голову, давит в икре бычок. На груди поблескивают очки на серебряной цепочке. 

Взрослый, мудрый, основательный.

Надёжный.

Я таким его считала. И теперь мало что изменилось, пусть мы и живём непонятно где. Это я все испортила, сожгла чужие документы, а он расплачивается.

А ведь мы могли бы уехать, средств на счетах меньше не стало. Но он свое имя отмывает, Адам Метельский - это уже как бренд.

- С кем я спрашиваю, - он отрывается от банки и поднимает глаза.

Я знаю, что с Авелем, мне сказали. Но...

- Они не виноваты, - защищаю их зачем-то. Складываю руки на груди, прячусь от его взгляда.

- А кто виноват? Ты? 

- Никто. Не надо никого трогать

- Это я уже без тебя разберусь, - он лезет в карман за телефоном. Набирает номер, разглядывает стены в декоре под бревна деревенской избы. Прижимает трубку щекой и смотрит на меня. - Не скажешь? Тогда оба ответят. И ты. После.