Пришлось поехать. Витька жил в хорошем старом доме, с высоким потолком, просторным коридором. Лепнина по углам, амуры и психеи, напоминали, что красота музеев была когда-то частью бытового интерьера.

Старые деревья уютно росли у входа. Звонки в этих квартирах, почему-то издавали звук дверного молоточка.

Лея на всякий случай постучала, вошла.

Витька спал в салоне, укрывшись теплым пледом. В темноте мигал безмолвно телевизор.

– Что случилось? Ты заболел? – с порога спросила Лея, потирая руки, как в кабинете, на приеме.

– Свет выключи и сядь. Не думал, что … садись. Я уже проснулся.

– Ты был такой веселый. Чего сидишь, как жопа, в темноте?

– Если в темноте, то, в самом деле, жопа. Других симптомов нет. Под диваном глухо звякнул телефон. Витька замер, посмотрел на Лею. Энергично замахал руками: какое хамство в столь поздний час и вообще нас нету дома. Телефон не умолкал. Кто-то был настойчив, знал хозяйские привычки. Лея снисходительна:

– Какой-то бабе невтерпеж! Ответь ей. Посидим втроем.

Могильным голосом, с укором Витька произнес «Алле». Выслушал в ответ тираду, улыбка постепенно залила небритое лицо. По обращению «сукин сын» Лея не могла понять, с кем он говорит. Витька прикрыл ладонью трубку и прошептал:

– Это Левка. От тебя привет?

Наступил ее черед замахать руками и сделать вид, что никого нет дома. Не хотелось, чтобы Лева знал… Телефон отправился на место, под диван. Стало тихо. Лея оторвалась от двери, села в продавленное кресло, закурила.

– Мне уйти?

– Ни боже мой, сейчас я встану. Дай мне брюки.

– Не понимаю! Ты приглашал…

– Улегся и лежу, и не бегу тебя встречать, и галстук не подходит. Не волнуйся, дорогая. Сейчас все будет по первому разряду! Кушать хочешь?

– Нет!

– А выпить?

– Давай.

– Поесть не хочешь? Копченая грудинка, паштет. Слюною можно подавиться, так вкусно!

– Я не голодна.

– Врешь. Мне все известно, ты дома не готовишь.

– Не твое собачье дело!

– Грубиянка! Если б я к тебе пришел – ты лежишь, закутанная в плед, одна в холодной комнате и запах табака и грязного белья шибает в нос. Противно. Хочется уйти, но! Я, сердечный, все понимаю, подойду к моей подружке, поцелую, поглажу нежно. А ты!? Уселась и права качаешь.

Витька с таким укором посмотрел на Лею! Но она, железный Феликс, не встала, не побежала гладить полуседые нечесаные патлы. Тяжело вздыхая, Витька порылся на ближайших стульях, с победным видом накинул петлю галстука на шею, повеселел. Через пять минут из кухни появился набор холостяка: два стакана, бутылка белого, орешки и засохшее печенье.

– Надолго к нам? – беспечно, зная наперед ответ – Лея ночевала только дома – интересовался Витька.

– Ссылка на всю ночь и, может быть, на завтра.

– Это хуже. Кушать нечего, – Витька взял драматическую паузу и замер, и даже перестал чесаться, – в морозилке есть говядина и рыба.

– Мне все равно. Могу пожарить рыбу. Шашлык, кебаб?

– И пиво тоже, если можно! Ну, твой гнев остыл? Давай бокал. Выпьем, старая подружка!

– Где же кружка? Ля-ля–ля, – Витька торжественно налил вина в Леину рюмку. Как фокусник, пошарил под диваном, вытащил початую бутылку водки. Деликатно, тонкой струйкой, налил в стакан, прищурился, остался недоволен, долил полсантиметра, и бутылка вновь исчезла под диваном. Сосредоточенно глотнул, унимая дрожь в руках, подцепил ломтик огурца. Действо кончилось. Светская беседа продолжалась.

– Сердцу веселей? Сейчас – коронный номер! Меня опять знакомили соседи. Устроили обед, и я был зван. Знают, гады, хорошая еда – больной вопрос. Попробовал салатик, грибочки. Только начал рыбку, сбрызнул соком, заходит баба, страшная, с цепью до пупа, меня глазами ест. Я понял: пришла расплата, аппетит пропал, навалил в тарелку все подряд. Ей стало дурно от моего обжорства. Мне, правда, тоже. Печень разболелась. Вдруг она открыла рот и сказала: «Диэта – основа нашей жизни». Намек, значит.