Спорить не хотелось. Не было сил. В греческих трагедиях, в японском театре мальчики играли женщин, страдали…

Замолчали до кладбища. Было уже близко. Шоссе, обсаженное елями, припорошенными толстым слоем пыли, неожиданно закончилось. Машину затрясло на заскорузлых, пересохших на жаре ухабах. Так же неожиданно открылась площадь, пустая, раскаленная от солнца. В жидкой тени расслабленно, как оплывшие восковые свечки, сидели несколько старушек. Лея накинула косынку, подошла купить цветы, погружаясь в скорбь и тишину. Но у входа, у ворот в печальный мир тарахтел очередями о бойный молоток. Ремонт. На кладбище ремонт. Тоже нужно.

– Скажи, чтобы перестали! Пусть работают, когда закрыто и нет людей! – возмущенная Лея зажала уши и пошла под жгучим солнцем к дальнему участку. Было пусто, жарко. Народ запаздывал. Пунктуальный Лева, старший экономист, должен довести дело до конца, выяснить, почему любимая младшая подружка не выходит замуж.

– Леечка, ты не ответила на мой вопрос. Кому ты исподтишка звонила, пока я бегал за косынкой? Подозреваю…

– Да будет вам известно, я звонила Гене, Геннадию!

– С целью? Познакомить с пышной дамой, которой снится фаллос? Она не знает, что с ним делать и бежит к тебе. Кстати, твой совет по-настоящему хороший, честный. Вместо сеансов и гипнозов, я тоже послал бы ее срочно искать партнера.

–Лева! Ты подслушал! Как не стыдно!

– Очень стыдно! Я весь сгораю от стыда и приношу вам извинения.

–Да! Я ему звонила, невольно укрепив твою теорию, что «бабе – бабово», хочу убить двух зайцев: лечить и поженить! Прав, мой дорогой, каждому из нас нужна семья. Но ты пятнадцать лет один. Здоров, прекрасно выглядишь, без комплексов. Ты сильный. Кто поможет слабым? Их тысячи! Депрессии, запои. За день до операции на открытом сердце Геннадия жена сказала, что уходит от него к хозяину пекарни. И принесла мешок с вещами в больничную палату. Он месяц пролежал один. Ясно?

– Она – шлюха. Причем здесь ты? Решила подбирать сирых и убогих, копаться в их дерме? – Лев закашлялся от возмущения, – в кабинете я не шутил: намнут тебе бока в прямом и переносном смысле! Сватовство – малопочтенное занятие. Представь себе, люди твоего круга – адвокаты, врачи – кто-нибудь захочет этим заниматься?

– Не захочет! Я тоже не хочу зубрить гражданский Кодекс и выносить вердикт: виноват – невиноват. Скажи на милость, кому-то может помешать, если Геннадий познакомится с Тамарой?

– Вполне! У Геннадия есть дочь. Она привыкла, что папа – ее собственность. И папа, и квартира, и зарплата. Он одинок, держится за дочь, как за соломку.

Вдруг появляется вдова. За ней нужно ухаживать, подарки. Внука забрать из школы он не может, занят. Дама пригласила на обед и намекнула на продолжение. Как отказаться? Дочка рвет и мечет, и узнает, что доктор Рутенберг их познакомила. Это цветочки! Твой подопечный явился на обед в галстуке, с конфетами под мышкой, как положено. Отобедали и – в койку. А он отвык.

Депрессия тоже не способствует. Опозорился мужик. Доктор Рутенберг так его хвалила! Нельзя ей доверять! Она преследует свои психологические цели. Подсунула какое-то дерьмо. Завтра все ей выскажу!

– Откуда ты знаешь, что у Геннадия есть дочь?

– Ничего не знаю. Ты не поняла? Это предположение. Картины третьей мировой… У Тамары есть сосед, пожилой боксер. Тоже лезет к ней в постель. Сломанный нос не нравится вдове и репутация плохая: чуть – что – по морде. Становится известно, что новый Тамарин ухажер от Рутенберг, психотерапевта… которая превратилась в сваху.

– Прекрати! Тоже мне пророк! – и нараспев продолжила, – « священное ремесло существует тысячи лет…»