– Не воспринимайте на личный счет. Просто не Вы первая и, скорее всего, не Вы последняя, кто принимает меня за японца. Я не японец.

– А кто Вы? Китаец? Кореец? Просто вы все очень похожи и … – я оборвала себя на полуслове, устыдившись своей некорректности, – извините, я не имела в виду ничего такого… Просто…

– Все нормально. Меня это давно не задевает. Я привык и иногда даже пользуюсь этим, – он заговорщицки подмигнул мне, и у меня отлегло, – я казах, с Казахстана. Слышали о такой стране?!

– Да, слышала. Это в Центральной Азии, южнее России. Верно?

– Да, верно. Лет сорок назад многие в Германии и самого названия страны не знали, не говоря уже о координатах.

Он вдруг замолчал и снова погрузился в состояние отрешенности, сопровождаемой той самой мечтательной улыбкой: наверное, вспомнил, как совсем еще молодым приехал в незнакомую ему страну с иной культурой и чуждыми нравами.

– Аян, Вы давно живете в Германии?

– В Германии? – переспросил он, вернувшись в реальность из глубин своих воспоминаний.

– Да, Вы живете во Франкфурте?

– Нет, я не живу в Германии. Я прилетел во Франкфурт на несколько дней и скоро улетаю.

Мной овладела паника: я поняла, что у меня мало времени, чтобы выяснить, что же скрывается за этой тоской в его глазах.

«Что он пережил? Или это всего лишь старческая сентиментальность, которая приходит к каждому в преклонном возрасте?» – я еще раз взглянула в его глаза, он смотрел на меня, но мысли вновь унесли его прочь из Бетман-парка, – «Нет, Николь, эта тоска оставила глубокий след в его сердце. Я это чувствую. О чем скорбят твои глаза, старик?»

– Ну, так что?! Не хотите стать героем моего романа? – шутя попыталась я снова завести разговор.

– Какой же из меня герой романа? Я обычный старик, который прожил обычную жизнь. Но если Вы хотите написать самый скучный и бессмысленный роман за всю историю человечества, то я к Вашим услугам.

– Ну, не такой Вы уж и обычный старик. Вот я сразу заметила, что у Вас необычайно стройное и сильное тело.

– Николь, чем ближе человек к смерти, тем неистовее он сопротивляется ей, отрицая всем своим существом ее неизбежность. Вот и мне иногда закрадывается надежда обмануть смерть. Пусть даже мне это не удастся, но по крайней мере я не хочу встретить эту даму в дряхлом и немощном теле. И хотя бы поэтому я обычный старик… Обычный глупый старик, который все никак не может отпустить Ее… – почти шепотом пробормотал он последнее предложение.

– Кого? Смерть?

Он не ответил. Лишь смотрел на лилии, все это время лежавшие у него на коленях. Я тоже посмотрела на них. Я все не могла взять в толк, кого же он не в силах отпустить.

– Николь, Вам нравятся лилии?

– Да, очень нежные цветы.

– Тогда возьмите их. Я, пожалуй, пойду. Прощайте, Николь, удачи Вам в написании нового романа!

Он встал и ушел. Я была разочарована и раздосадована. И теперь, когда я смотрела уходящему старику в спину, все произошедшее показалось мне совершенно нелепым, а сама идея написания книги из разряда детской мечты перешла в полнейший абсурд. Но присущее мне любопытство не желало мириться с тем, что я не узнала о нем больше, и я все еще провожала его глазами. Он шел, не спеша, то и дело останавливался на мгновение и шел дальше. И сейчас он остановился, постоял, затем развернулся и пошел в мою сторону. Я встретила его радостной улыбкой до ушей и чуть ли не хлопала в ладоши, как ребенок, которому показали фокус, достав из его же уха конфетку.

– Знаете, Николь, при нашем знакомстве Вы боялись, что я приму Вас за сумасшедшую… А я боюсь обратного. Мне кажется, что я сам уже давно психически не здоровый человек…