Его тело серьёзно подкармливает женское воображение. Если не бояться, мужик охрененный. 

Но как не бояться, когда этот хвостик, который по позвоночнику до бёдер тянется, вовсе не волосы с головы, а настоящий гребень.

Меня мой брат Никанор тоже пугал серьёзно. Однажды зашла в свою спальню, а он висит под потолком и как держится за стену, непонятно. Маруське рассказала, она не поверила. Я тогда была вынуждена смириться. Именно так и боролась со страхом.

.

Андрей поворачивается, прикрывая свой орган чёрной юбкой.

Я ему макушкой по грудь. Достану? Не буду стараться, поэтому не подхожу.

Натягиваю улыбку, потому что лицо у Андрея более чем приятное. У него борода льняная, длинная, неухоженная. В ней губы широкие просматриваются. Нос прямой, брови те самые, боярские. И красивейшие большие  темно-синие глаза. Луч солнца так лёг на лицо, что взгляд цепляется за этот обалденный небесный цвет.

Несмотря на всю мощь и грузность его тела, скулы у него острые, что придаёт ему лёгкую изнемождённость.

Лицо Андрея умиротворённое и спокойное. Он медленно закидывает голову немного назад. И так, свысока, смотрит, теперь оценивает меня ещё с некоторым превосходством.

– Моё имя Зоя, – представляюсь я. Как школьница у доски тереблю подол платья. – Твоё имя я знаю. Кушать хочешь?

Никакой реакции в ответ. Не двигается.

– Картошка с мясом есть. Не хочешь? – тихо продолжаю я.

Андрей прищуривается и склоняет голову набок.

Оцениваю этот жест, как любопытство.

Ещё раз смотрю на руку, где написано чёткое правило.

Не бояться!

Мужчина в этот момент поникает головой. Руками задавливает себе виски. Вижу, как сильно сжимает губы. Тело огромное начинает пробивать дрожь. Андрей падает на колени с грохотом. От его колен вмятины на ламинате остаются.

Прямое назначение моё какое в этом доме? Сиделка! Он болен.

Бегу к Андрею. На коленях он не такой высокий, конечно, но необъятный. Тело здоровое пробивает мелкая дрожь. Вены разбухают, лицо становится красным, губы плотно сжаты.

Он падает и начинает извиваться. Я настолько маленькая по сравнению с ним, что даже подойти не могу. В голове перелистываю всё, что знаю. Похоже на приступ эпилепсии. Тут же подскакиваю к его лохматой голове и приподнимаю её, с трудом справляясь с дёрганьями, укладываю на свои поджатые колени.

Не похож приступ на эпилепсию. Скорее локальные судороги мышц с приступом боли. А что это значит, я совсем не знаю. Начинаю переживать за Андрея всем сердцем так сильно, что оставляю его голову в покое и нависаю над его лицом.

Глаза его мечутся, смотрят то вправо, то влево, то закатываются.

– Андрей, дышим, – строго говорю. – Носом вдыхаем, ртом резко выдыхаем. Повторяй за мной.

Начинаю дышать, как роженица. Звучно это делаю, чтобы он повторял. И понимаю, что Андрей действительно начинает правильно дышать. Мы вместе вдыхаем полной грудью, потом выдыхаем звучно. Судороги сходят на нет, тело его размягчается.

– Всё хорошо, – улыбаюсь я.

Сама вспотела, переволновавшись.

Он смотрит на меня офигенными синющими глазищами. С бесконечной глубиной, бездной, которой является чёрный расширенный зрачок. Андрей изучает меня внимательно, словно пытается что-то решить, понять. Очень медленно протягивает руку к моему лицу. На толстенных пальцах нестриженные жёлтые ногти, сантиметров пять. Но он не царапает, жёсткими подушечками проезжается по моей щеке.

И мне неожиданно становится неловко.

Это такое чувство, которое для бывшей эскортницы не присуще в принципе. Я словно заново родилась. Я – девочка, и передо мной взрослый мужчина. Он не просто смотрит, он меня читает, вытаскивает наружу заскучавшую внутри нормальную Зойку, которая всё время хочет семью, любви и детей.