Как и пенаны Калимантана, доведенные до отчаяния северяне восставали против вторжения разрушительной внешней силы. Корреспондент «Известий» писал, что, когда плавучие краны на реке Собь, притоке Оби, стали черпать с ее дна гравий, местные жители – ханты посадили свои семьи в утлые лодочки и погребли к середине реки. Маленькие лодочки преградили путь громыхавшим цепями стальным кораблям. Ханты победили[76].

В каждой из историй этнических катастроф есть что-то повторяющееся. В частности, снова и снова обнаруживается, что был нарушен, прерван естественный путь эволюции оказавшегося под мощным внешним воздействием этноса, который сталкивается с дилеммой – полного угасания или исторического «скачка». Во всех случаях очевидно, что для национального меньшинства с культурой архаичного типа влияние господствующего этноса опасно не просто неотвратимыми культурными, социальными и экономическими сдвигами, но и неизбежной ломкой образа жизни, т. е. угрозой полного перерождения. Правда, в этом перерождении обычно заключается и шанс на выработку новой, может быть, даже более богатой этнической индивидуальности. Но только шанс.

Процесс взаимодействия двух этнических индивидуальностей – современного и архаического типов – по характеру своему столь болезнен, а его положительный исход столь проблематичен, что всегда наталкивается на протест. И нередко завершается гибелью более слабого этноса.

Конфликт культур в таких ситуациях – лишь часть проблемы. В мире насчитывается свыше 300 миллионов человек, называемых в одних случаях «туземцами», в других – «аборигенами», в третьих – просто оскорбительными кличками. Для них контакт с более высокой цивилизацией – это прежде всего и главным образом столкновение с ее свитой мелких и крупных хищников, претендующих на леса, воды, земли их среды обитания. Даже в лучших случаях пришельцы часто грешат высокомерным, унизительно снисходительным патернализмом. Один из государственных деятелей Индонезии в 70-х годах обещал жителям Западного Ириана, что правительство «спустит их с деревьев на землю, даже если мы будем должны сами стаскивать их вниз»[77].

Страшны подобные благодетели!

Процесс вымирания целых народов продолжается. По подсчетам лингвиста из Массачусетского технологического института Кена Хейла, три тысячи из шести тысяч существующих в мире языков обречены, потому что уже нет детей, которые умели бы на них говорить. Только в Африке насчитывается 1800 языков, 672 распространены в Индонезии, 800 – в Новой Гвинее. По мнению Хейла, из них только триста языков имеют твердое будущее[78].

Господствующий этнос предстает в коллективном воображении меньшинства в виде мифического чудовища, наделенного огромной, но неразумной и слепой силой. Его образ вызывает ужас и ненависть. А поскольку само чудовище недоступно, ненависть эта обрушивается на людей, которые, справедливо или нет, с ним отождествляются. И которые своим поведением нередко этому способствуют.

Судьба народов с архаичной культурой является вызовом всему человечеству. Как правило, их культура, их жизненный уклад, их социальные структуры, их взаимоотношения с природой образуют столь гармоничное целое, что изменение любого из этих элементов ставит их на грань гибели. К тому же многие из них малочисленны и уже в силу этого хрупки. Пока что их самостоятельный голос еле слышен. Да и прислушиваются ли к нему? Нужны специальные меры по защите этих народов. Нет сомнения, что их защита и спасение должны стать общечеловеческой заботой.

Колониализм на какое-то время нарушил происходившие в конгломератах естественные процессы. Замораживая ход социально-этнического развития, тормозя обновление отживающих социальных структур, он способствовал возникновению болезненных, «стрессовых» ситуаций. После того как «тормозной эффект» колониализма оказывался разрушен, накапливавшаяся постепенно напряженность вырывалась наружу. Не случайно эпоха падения колониальных империй стала и временем особенно острых межэтнических конфликтов.