Такие образования возникали не только в эпоху господства капиталистического способа производства. Прочные, длительно существовавшие полиэтнические сообщества национального типа известны и в античности, и в Средние века. Их внутренняя сплоченность иной раз зависела от единства веры, единства религиозных убеждений. Этот фактор сохранил свое значение вплоть до современности. Израиль на Ближнем Востоке, движение сикхов в Индии свидетельствуют о том, как мощно соединяет религия изначально разнородные по культуре этнические элементы.

Л. Н. Гумилев отмечал три формы сосуществования этносов: «1) Симбиоз – сосуществование двух или более этносов в одном регионе, когда каждый занимает свою экологическую нишу; 2) Ксения – буквально «гостья» – вариант симбиоза, группа иноземцев, живущая замкнуто; 3) Химера – сосуществование двух или более чуждых этносов в одной экологической нише. Обычно химеры – последствия миграций и, как правило, неустойчивы»[55].

Эта схема слишком тесна, чтобы охватить многообразие реальности. К тому же, если можно говорить об этническом пространстве небольших по численности, относительно изолированных народов как об «экологической нише», то территория, занимаемая крупными этническими группами, обычно столь неоднородна в природном отношении, что ее сравнение с нишей вряд ли возможно, даже когда она является анклавом в этническом пространстве другого народа. И какие этносы можно считать «чуждыми» друг другу? Ни религиозные, ни культурные, ни нравственные различия не являются чем-то абсолютным, не образуют непреодолимого барьера враждебности и несовместимости.

Полиэтничность, т. е. союз нескольких этносов в границах одной нации либо сообщества, составляет характернейшую черту развития и становления современных наций. Для Европы характерно преобладание наций, группирующих несколько малых этносов вокруг одного, доминирующего. Здесь же известны случаи национальных образований на базе двух, как в Бельгии, или четырех, как в Швейцарии, равнозначных этносов. К тому же в результате миграций этническая картина Европы быстро изменяется, на ней появляются совершенно новые элементы.

В ходе сосуществования в рамках единого полиэтнического сообщества крупных и в численном отношении небольших этносов начинают проявляться их различные подходы к его перспективам. В интересном исследовании об исторической памяти больших и малых народов российский исследователь А. Празаускас отмечает[56], что положительные воспоминания характерны прежде всего для доминирующих этносов и в меньшей степени для других крупных народов. Напротив, «в исторической памяти этнических меньшинств и малых народов чаще преобладают всякого рода обиды и перипетии борьбы за выживание. Поэтому у них сохраняется повышенная чувствительность к любым проявлениям несправедливости, своеобразный «комплекс меньшинства», нежелание раствориться в «единой нации». Как правило, малые народы с трудом поддаются интеграции».

Степень «чувствительности» отдельных наций, больших или малых, к проявлениям несправедливости не поддается измерению. Вряд ли она заметно изменяется от народа к народу. Вряд ли существуют глубокие различия и в том, как народы поддаются интеграции. Но, может быть, горечь иных воспоминаний действительно сильнее у малых народов, способствуя их повышенной замкнутости? Среди них постоянен страх перед ассимиляцией, перед поглощением более крупным этносом. Это настроение не может не порождать в их сознании определенные болезненные явления, в частности, обостренную озабоченность этнической «чистотой», этническое высокомерие.