И стихов были горы
(спасибо! спасибо, милая!),
и вдруг: «трепач» – приговор,
ты не со мной, словно смыло...
Что же делать, один на один с водкой?
Ночью корчась в рыданьях, как быть?
Я скажу тебе коротко —
попробуй меня любить.
* * *
* * *
Возле Яффских врат, зевая
в кофейне базарной,
помаленьку умираю,
трачу жизнь бездарно.
В Катамон идёт «четверка»,
по долине кружит...
Не поеду. Мне с пригорка
виден мир не хуже.
Палестина – это пытка:
нудно! нудно! нудно!
Жить ещё одна попытка?
Вряд ли, слишком трудно.
Смерть придет. Я жду и верю.
Медлит отчего-то...
Приоткрыты в вечность двери —
Яффские ворота.
Третий день малярии
Когда уже не знаешь, что делать,
что делать тогда?
Бритва? Нет, скверный способ,
и найдут без труда.
Жаль, не при мне парабеллум —
его изъяли.
Веревка? нет, не к лицу мне —
это для носильщиков на вокзале.
Дурачусь, дурачусь, дурачусь,
а только всё ясней:
сколько ни пей – ничего не значит,
не заснуть, хоть убей.
Хожу, как с перерезанным горлом,
к небу глаза, рад бы...
и ведь знаю, знаю – нельзя любить мертвую,
а любить – надо.
Надежда
I
Надежда
1
Земля, расцветающая порою весеннею,
осенью плодоносящая, сердца́ веселя, —
я люблю тебя, моя драгоценная
земля.
Если бы у меня в руке были молнии,
я бы бросил тебе их с небес:
пусть поля твои
на лемеха возьмут себе.
Земля, накопившая в недрах веками
уголь, железо, нефть,
заклинаю тебя солнечными лучами:
да будет свет!
Пускай рабочий, трудом истомленный
из века в век,
встанет на земле своей распрямленный,
говоря: я – человек.
2
Американцы, передавали по радио,
вооружают западных немцев,
и те, привычно оружию радуясь,
спешат по привычке в доспехи одеться.
Сто миллиардов с лишним
американского вооружения!
Это рявкнуто так, чтобы слышно
стало следующим поколениям.
Войной окровавленное поколение,
эпоха, в которую живем и творим,
говорит: «Война – преступление!
Не хотим!»
Мы новых открытий жаждем упрямо,
наши сердца влекут нас вперед,
и это не химеры Нотр-Дама,
это социализма победный ход.
3
Наши луга расцветились к лету,
так же, как и по всему свету;
земной шар открывается людям,
мы его крепко
любим.
Наша забота – пахать землю,
зерно взрастить, что в глубинах дремлет;
наша обязанность – за эти зёрна
драться упорно.
Драться за человечности ценность,
за землю, возделанную трудом.
Будущее зовет к себе нас.
Мы идем.
4
Как прекрасно под Куйбышевом
раскинулись пышные нивы,
здесь под русским широким небом
рождаются новые мифы.
Будет в клещи взята здесь река
железобетонной оправой.
Это дело людей на века!
Слава!
Лес преградит пути суховею,
волны в жерла турбин низринутся,
свет заблещет над ширью всею,
реки в нашу сторону двинутся.
Земля русская,
украинская,
и таджикская,
и грузинская,
земля,
земля,
будь прославлена каждая земля!
5
Весело думать, что в Москве
живёт Сталин.
Весело думать, что в Москве
думает Сталин.
Эти мысли – источник света,
радий жизни в груди.
Страна Советов,
вперёд веди!
6
Я пишу эти стихи 17 января, в годовщину вступления польских и советских войск в Варшаву.
О дивный день!
О Мария, умершая Мария, какой чудесный день!
Россия, Польша, какой прекрасный перелом,
какой прекрасный день!
Лобзать кирпич окровавленных стен Варшавы!
Любить людей!
Какой прекрасный день!
Какой прекрасный день!
7
Прекрасен шар земной,
слава ему!
Всем людям одинаково родной,
слава ему!
Мы держим на руках,
хоть тяжек этот дар,
как яблоню в цветах,
земной шар.
8
Землю трясет ураганом,
рев вихря жесток и бешен,
но мы против злобы встанем
с надеждой!
Мы здание мира возводим,