- Обалдеть, даже не проснулись!
- Тише вы… не каркайте. Если проснутся, то…
- То что? Им же надо проснуться? Пора бы уже? Или ты их опоила чем-то, как цыганки на вокзалах?
Я бледнею, эти его слова просто в ступор вгоняют. Как он может так говорить обо мне? Даже принимая меня за Лику! Она ведь тоже не такая! Она бы никогда…
- Вы… вы…
- Я знаю кто я. А вот кто ты? – и снова этот сканер, почти черного цвета. Наклоняется к незакрытой машине, - Семён, жди меня, буду скоро. – и опять мне. – Пойдем.
Сам берёт коляску, направляясь к знакомому подъезду.
Я приезжала сюда пару раз. Но ждать Рокотова тут оказалось бесполезно. Потом узнала, что он в этом доме почти не живёт. У него большой особняк за городом.
Лифт грузовой. Коляска помещается легко.
Я не дышу.
Меня трясёт.
Он должен поверить в мою историю. Должен помочь.
Хотя бы немного.
Это же… это его дети!
Я знаю, что других детей нет.
Дверь открывает не ключом, а карточкой. Это я тоже знаю – Лика восхищалась, говорила еще, что можно отпечатком пальца.
Что в этом такого – не понимаю.
Вообще никогда не понимала, зачем люди тратят такие деньги на квартиры, машины, одежду, гаджеты. Бесконечная гонка за лучшим, которое не поможет, когда тебя нет. Как говорила наша бабушка – в горб не положишь.
Вот и Лика, гналась, гналась…
Упустила самое главное в жизни.
А я, к счастью, нет.
У меня есть самое важное – мои малыши.
- Проходи, раздевайся. Можно не догола, я сегодня не настроен.
Я помню, что у него злые шутки. Злой язык.
И сам он… не добрый.
Хотя может быть каким-то упоительно нежным, ласковым до одури.
Смотрит, как я снимаю простенькие сапожки, купленные на распродаже. Лика такие бы не надела, мусор бы выносить не пошла в таких.
Пуховик тоже стрёмный, как она бы сказала.
Ну, извините, другого нет.
Ухмылка его уже бесит.
- Что? – не выдерживаю.
- Молодец, родила двоих, и такую фигурку сохранила.
Он говорит. А у меня паника.
Родила.
Ро-ди-ла.
Двоих…
Во только…
- Это не я родила. Я же вам объясняю. Это Лика. Она родила от вас. Двойню.
Это ваши дети.
9. Глава 7
Пауза.
Мне снова не страшно.
Я всё сказала, теперь – будь что будет.
Понимаю, что может быть ох как охрененно. Размажет меня по стенке.
Убьёт.
Пока он просто смотрит.
Потом молча проходит в квартиру – как есть в грязных ботинках, пальто.
Нет, это у меня сапоги грязные – уже лужа натекла. У него – идеально чистые, блестят, словно не стоял на снегу пять минут назад.
Слышу какой-то шум.
Воду включил?
Чем мне это грозит?
Утопит меня в ванной? Вряд ли.
Кряхтение из коляски – верный знак, что мои малыши просыпаются.
Ну, всё. Вот и поговорили.
Мне надо детей раздеть, переодеть, подмыть, дать им немного побегать – еще место для всего этого тут найти! Потом озаботиться едой.
Они, конечно, пока еще с удовольствием на ночь пьют кисломолочную смесь, самую простую, которую на молочной кухне выдают.
Но если Настенька может обойтись просто смесью, то Лёшке надо кашу, или супчик, или кусок мяса, или картошку.
Где я сейчас найду им еду?
Я не думала, что наша встреча с Рокотовым так затянется.
Понимаю, что вообще не соображала, на что иду и чего ждать.
Мне просто надо было увидеть его.
Какая-то уверенность была, что увижу – и всё само собой решится.
Ну, вот оно и решилось. Таким вот образом.
Наклоняюсь над коляской, улыбаюсь, опуская капюшоны, сначала один, потом второй.
- Приве-ет! А кто это у нас тут проснулся? Кто такой сладкий?
Я люблю с ними сюсюкаться. Не могу без этого. Просто обожаю.
Сестра раньше глаза закатывала, говоря, что её это бесит – тогда я не со своими, с чужими еще заигрывала. Её бесило. А меня не бесит. И детям это тоже нравится, вон как они улыбаются сразу, а мгновение назад хмурились, собираясь уже всплакнуть, или просто заорать.