– Дай вендиго курицу, и он будет сыт один час, дай ему упитанного лесника, и он будет сыт неделю, – пробубнил себе под нос я.

Проигнорировав мою реплику, Венди молча направилась к лесу. Луис равнодушно уселся обратно в машину. А я… Я, как идиот, остался стоять посреди поляны, ощущая себя неопытным женихом в первую брачную ночь: на твои вопросы все многозначительно подмигивают, говорят про какие-то инстинкты и, дескать, в процессе разберёшься, а у тебя от всех этих туманных намёков уже глаза бы не видели эту треклятую невесту!

Запрокинув голову к тёмному беззвёздному небу я с чувством выругался, а затем нехотя поплёлся в сторону леса. Впервые я жалел, что этот самый странствующий дух никак себя не проявил. Стоило мне ступить на узкую лесную тропу, как деревья за моей спиной мгновенно сомкнулись, словно отрезая путь к отступлению. Зато, к собственному удивлению, я мог разглядеть под ногами каждую веточку, несмотря на полное отсутствие хоть какого-то света. Так вот, как Харону удавалось так неслышно пробираться по лесу! Теперь в собственных движениях и мягкой поступи я узнавал ту звериную пластичность, которой так удивлялся какие-то сутки назад.

Лес полнился треском веток, стрекотанием сверчков, скрипом древних деревьев, прерывистым уханьем филина. От каждого этого звука я физически ощущал, как напрягаются мои уши, как будто по-звериному пытаясь встать торчком. Напряжённое ожидание того, как где-то рядом мелькнёт чья-то тень, как выдаст себя движением или звуком, обострило все органы чувств. Я даже почувствовал азарт, с каким заядлый игрок ждёт остановку колеса, чтобы узнать выиграл ли он состояние или проиграл последние деньги.

Когда к уже привычным звукам примешался чей-то всхлип, кончики ушей особенно заломило, и я даже коснулся их, чтобы проверить не оборачиваюсь ли я уже какой-нибудь жуткой тварью. На ум тут же пришёл Вождь, его длинные, костлявые руки и глаза в прорезях маски. Человеческие, вопреки всякой логике.

Словно по нитке, я двинулся в сторону звука, убеждаясь в правильном выборе направления с каждым новым шагом. Наконец я добрался укромного пятачка с несколькими брёвнышками, где деревья услужливо расступались в стороны, при этом плотно сцепив наверху свои ветви, словно водя хоровод вокруг полянки.

Усевшись на одном из сухих брёвен и уткнувшись носом в собственные коленки, девушка рыдала так горестно, что, наверное, у любого от этих всхлипов и подвываний сжалось бы сердце. Если бы билось, конечно. Нас уже разделяло расстояние вытянутой руки, когда она заметила меня и от неожиданности едва не ухнулась с бревна спиной вперёд.

– А ты ещё кто такой?!

Несмотря на густую подводку глаз, которую теперь она старательно размазывала от щёк к вискам, ей никак не могло быть больше шестнадцати. И, как бы она не хмурила брови и не рявкала, от неё упругими волнами исходил страх, вперемешку с целой охапкой других разрозненных эмоций: растерянность, злость, обида. Так же как с тем куском мяса в холодильнике, в этот миг я видел всю её жизнь, словно отчёт, разложенный по полочкам. Спохватившись, что молчаливый незнакомец в лесу достаточный повод, чтобы как минимум сбежать, а как максимум, ещё и поднять шум, от которого меня так предостерегала Венди, я миролюбиво выставил перед собой руки, словно собираясь сдаваться в плен:

– Не хотел тебя напугать, прости. Я решил, что тебе нужна помощь.

Шумно шмыгнув носом, девушка неприязненно скользнула взглядом вначале по моим ботинкам, затем, словно набравшись смелости, по моему лицу. То, как старательно она пыталась скрыть страх за раздражением меня даже позабавило.