Чтоб на солнышке сохли весь день.
И они, разноцветные, свежие,
Украшают собою плетень.
А теперь своим видом бесхитростным
Навевают безбрежную грусть…
Ленты ткани, сплетённые нитками,
Ближе всяких изящных искусств.
Облака
А вы помните детские годы,
Бесконечное синее небо,
А на нём, как в трёхмерном пространстве,
Череду облаков кучевых…
Ваши мысли всё время в полёте,
Непонятно, где быль, а где небыль,
Наверху – то ли шторм океанский,
То ли шоу зверей цирковых.
Заприметить бегущую лошадь,
Бригантину под парусом белым,
В синеве среди туч кучерявых
Динозавра глазами поймать…
Как лошадка мила и пригожа,
А корабль к намеченной цели
В неземной белокипенной лаве
Обязательно должен пристать!
А вон там, посмотрите скорее,
Крокодил или, может быть, страус
Распластался над лесом и речкой
И расплылся белёсым пятном!
Черепаха с извилистой шеей
В завитках кружевных затерялась,
А корабль превратился в сердечко,
А потом в фантастический дом…
Проплывают коты и коровы,
Неуклюжие, сизо-седые,
Пробегают слоны и верблюды,
А ещё промелькнул бегемот…
Вы попробуйте как-нибудь снова
Рассмотреть облака кучевые!
Это так увлекательно, люди,
Изучать голубой небосвод!
Там, где прадеды сеяли рожь
Там, где прадеды сеяли рожь
И косили когда-то поля,
Не проедешь сейчас, не пройдешь.
Запустела родная земля.
Только пчёлы летают над ней,
Собирая густую пыльцу…
Я зачем-то средь прочих речей
Помянула об этом отцу.
Омрачился слегка у него
Катарактой подёрнутый взгляд.
«Я ж косил там, всего ничего,
Лет так двадцать, наверно, назад.
Отбивал на закате косу,
А потом на рассвете вставал.
И, пока не ссушило росу,
По душистому лугу шагал.
По сырому – оно хорошо!
Да и птицы поют на заре…
Мурава на покосе, как шёлк,
Вся в прозрачном живом янтаре.
На свободе зудело плечо
И вело за размахом размах.
Сердцу было почти горячо
В золотистых рассветных лучах.
Лёгким вжихом дышала коса,
И за выдохом следовал вдох.
А вокруг – облака и леса:
Перемежка от всех суматох…
Но скотинушки было не счесть!
И конюшни полны, и хлева.
Надо всем заготовить поесть,
А первейшее – это трава.
На пастьбу собирали стада:
По бурёнке, по две из двора.
Без коровы тогда никуда,
Непростая случилась пора.»
Говорит, рассуждает, ворчит
Мой морщинистый мудрый отец.
Вспоминает бесхитростный быт,
Словно трогает старый рубец.
Старики
Мне кажется, что знают старики
Такое, что другим пока не надо…
Оно скользит в движениях руки,
Оно тревожит пристальностью взгляда.
Не мудрость, не усталость и не грусть —
Глубокая задумчивая тайна…
Её никто не помнит наизусть,
Её никак не выведать случайно.
Им столько мук отпущено судьбой!
Не каждый сердцем выдержал такое.
И цвет печали ровной сединой
Сейчас напоминает про былое.
В натруженных руках большой альбом,
Дрожащий палец шествует по фото…
«Мы только ради внуков и живём,
А так уже, по сути, неохота…»
И снова на тебе сакральный взгляд,
Который непостижен, неподсуден.
Глаза как будто в прошлое глядят…
Когда-нибудь и мы такими будем.
На всякий случай
Чтоб в доме нашем не было беды,
Чтоб отогнать болезнь и злое лихо,
Несла из храма бабушка воды
Крещенским утром, радостным и тихим.
А дома окропит углы и печь,
Нацедит по глоточку каждой внучке,
И будет банку ревностно беречь,
Поставив в тёмный шкаф
на всякий случай.
И так оно велось из года в год:
Вода, лампада, свечи и икона…
Мелком начерчен крестик у ворот,
Как будто это символ бастиона.
А если захворает кто порой,
Или от глаза скверного, дурного,
Лечила ближних бабушка водой,
Шепча молитвы благостное слово.
А мы теперь, чуть что, по докторам —
Уколы, капли, мази и пилюли…
Трещит от них бюджет по тонким швам…
Но часто вспоминается бабуля.
Морщинистой рукой святой воды