«Неужто у тебя нет любовника? Здесь, во Франции у каждой приличной дамы есть любовник, а то и два. Адюльтер, как явление воспринимается терпимо. Мужья имеют любовниц, а жёны любовников. Внешне всё благопристойно и репутация не страдает. Нельзя же жить всю жизнь с одним человеком, зная, что он не подарит тебе счастья, которое может дать хоть на время пылкий и страстный возлюбленный, какой-нибудь красавец молодой офицер или художник, к которому ты обратилась написать свой портрет. Ты посуди, какое наслаждение получаешь от этих ухаживаний, скрытых намёков и вздохов, тайных писем и коротких встреч! Попробуй, Мари, и ты не пожалеешь».

Читая эти письма, жена градоначальника, воспитанная строгой матерью в православных традициях приходила вначале в замешательство, затем привыкнув, стала даже шутить по этому поводу. Однажды она написала такое:

«Ma chere Helene!* Ты пишешь об амурных увлечениях так, словно сама всё распробовала. Ты скажи мне, верной жене, как потом смотреть в глаза мужу своему? Ведь грех этот покроет пятном позора душу мою и для искупления потребует много. Если у тебя есть подобный опыт, то скажи, как ты смотришь в глаза мужу своему или вы с ним не разговариваете вовсе? Он делает своё дело во тьме ночной, словно преступник, а ты терпишь? Ради чего? Ответь».

** *

Ma chere Мarie! Пишу тебе со всей откровенностью. Да, у меня есть любовник, приятный молодой человек двадцати восьми лет, художник, живущий своими скромными заработками на Монмартре, каких полно там. Но он мне понравился как своими манерами, так и внешностью. А что касается работ, то они великолепные! Я заказала ему два портрета для меня и моей Софочки. Он настоящий душка и что с того, что я изменяю Анри? У замужней дамы моего положения и возраста обязательно должен быть любовник, иначе со скуки пропадёшь! Неужто ты думаешь, что можно жить счастливо в браке, составленном не по любви изначально? Если бы во Франции, да и в России наверное тоже браки составлялись по любви, тогда где бы жила я и где бы жила ты? В трущобах Парижа с молодым неизвестным художником или чего хуже музыкантом? Или с разорившимся дворянином, ушедшим в армию? Чего ради, скажи? Неужто ты думаешь, что счастлива со своим Иваном Ильичом? Подумай хорошенько, mon coeur *, и дай мне ответ.

Твоя Элен

* * *

Ma chere Helene! Получила твоё письмо и чуть не расплакалась. Ты права всё-таки. Мы выходим замуж вовсе не по велению сердца, а скорее по велению рассудка. Несмотря на то, что у нас всё есть, и мы ни в чём не нуждаемся, у нас нет лишь одного: радости совместного проживания. Бог не дал нам детей и наверное не даст, и это из-за того, что не испытывали мы влечения друг к другу с самого начала, ибо тятенька мой выдал меня замуж за «благопристойного и воспитанного человека, – героя войны и кавалера серебряной и бронзовой медали участника Отечественной войны» и это мне тогда, юной и неопытной девушке казалось вполне достаточным для составления счастья! А как иначе могло быть? Мы с детства втиснуты в рамки дозволенности и приличий, нам внушают одно, а на деле выходит другое. Я полностью согласна с тобой теперь, что нужно ловить своё счастье, пока наши годы совсем не ушли. Мне сорок лет и я могу ещё постичь радость, пусть недолго! Я буду жить теперь для себя одной, хватит унылой жизни, я открываю свой салон, буду приглашать туда известных в городе мужчин, слывущих в литературных и иных кругах знатоками, я буду петь и танцевать, веселиться до упаду и возможно найду кого-нибудь из них, кто мне понравится и кто доставит мне радость от сближения! Дорогая Элен, благодарю тебя, сердечная! Всегда твоя подруга Мари.