Принцесса вскрикнула и опрометью бросилась к бассейну. Задыхаясь, начала лихорадочно чертить линии на белой, плотной пыли. Длинные волосы, окаймленный бородкой властный рот, высокий лоб, морщинки в углах усталых, но зорких глаз. Плечи, руки, плащ и орнамент по краям… Белая фигура, тихо приблизившись, смотрела, как становится все более точным рисунок, как он обрастает подробными деталями, приобретает глубину и словно оживает. Принцесса смахнула с лица пыль, вновь подняла руку – продолжить начатую только что линию, и остановилась. Какая-то странная, особая тишина сгустилась за ее плечом. Она обернулась. Слезы текли из огромных, черных глаз той, что могла быть ее матерью. Не было сомнений – тот, кого принцесса изобразила на песке и тот, кого когда-то давно, невообразимо давно любила эта женщина – оба они суть один. Ее отец. И было еще кое-что.

– Ты – моя мать. И ты все еще любишь его!! И никакое забвение не властно над этой любовью. Мама, что мне делать?!

– Принять свой жребий, девочка моя.

– У меня нет выбора?

– У тебя есть право на него. Как и у всех.

– Ты говоришь – нужно принять жребий, но при этом утверждаешь, что у меня есть право выбора. Ты открываешь мне больше, чем отец, но твои речи столь же темны для меня.

– Эту загадку тебе придется разгадать самой.

Это было уже слишком. Принцесса в ярости топнула ногой, открыла рот – и оказалась по другую сторону горной гряды.

– Как вы похожи – пробормотала она себе под нос, едва только поняла, что произошло. – как же вы похожи, дорогие мои родители – как горошины из одного стручка…

– Что ты сказала?

Воздух сгустился, стало трудно дышать. Она боялась не то что обернуться, даже просто пошевелиться.

– Дитя мое, повтори, что ты сейчас сказала.

Она обернулась наконец. Их взгляды встретились. Острые ногти принцессы Смерть вонзились в ладони, она глубоко вдохнула, пытаясь справиться с приступом страха.

Отец молча ждал ее ответа.

– Я сказала: как вы похожи, дорогие мои родители. Вот и все.

– У тебя есть только я.

– Нет!

Это сорвалось с губ раньше, чем она успела подумать.

– Нет? – брови Главного Судии сошлись в одну грозную линию, в глазах вспыхнул яростный огонь. Он словно выплевывал слова. – Нет?! Ты сказала «нет»?

– У любого человека есть еще мать.

– Ты не человек!

– Наполовину.

– Что?! – сильные руки вцепились в ее плечи, теперь он тряс ее, принцесса слабо вскинула руки, пытаясь защитить себя от его гнева. Бесполезно. Вырваться она даже не пыталась, был только один способ прекратить это – сказать правду.

– Я видела ее!! Я видела свою мать! Она в Палатах Забвения!!

Лицо отца стало пепельно-серым. На мгновение перед принцессой оказался жалкий старик, с лицом, изрезанным морщинами, потухшим взглядом, согнувшийся под тяжестью парадных черно-золотых одежд.

Она отвернулась, не в силах вынести это зрелище, и уже более спокойным тоном добавила:

– Почему ты мне ничего не говорил?

Тишина. Принцесса обернулась – площадь перед входом в Палаты была пуста. Он исчез, ушел, не ответив ей.

Больше всего принцесса любила «пустые» дни. Когда у нее не было работы. Дни, в которые, так уж иногда случалось, никто не умирал. Или именно ей не надо было ни к кому идти. Она была не единственной вестницей Смерти, хотя Темной принцессой Смерть называли только ее. Людей в мире было много, слишком много, чтобы она одна могла управиться со своими обязанностями – ведь каждого нужно было навестить лично. А еще были войны, когда люди гибли сотнями, тысячами – и тогда Смерти приходилось заступать на «боевое дежурство». Она являлась к началу битвы и оставалась до конца ее, отправляя к бесчисленным, в одно и то же время умирающим людям свои отражения. Отражения эти создавались с помощью особого кристалла, который с незапамятных времен, хранил у себя Главный Судия. Говорили разное, но достоверно известно одно – никто никогда не видел кристалл, кроме хранителя и тех, кому он вручал его. После того как дело было завершено, кристалл просто исчезал из рук Смерти. Еще для таких случаев было особое обличье – одно на всех. Безликое, бесформенное, полностью скрывающее того, кто носил его – не разобрать ни лица, ни фигуры – угольно-серый хитон, такого же цвета широченный, до земли плащ с глубоким, скрывающим лицо капюшоном, в руках – коса с очень длинной ручкой. Коса, как орудие, годилась и для убийств и для мирной жизни – и была символом равной участи живущих перед лицом Вечности, а длинная ручка служила Смерти посохом, для опоры – попробуйте-ка простоять неподвижно столько времени, ведь иногда битвы длились, с небольшими перерывами и затишьями, по два-три дня.