Здесь придется сделать небольшое отступление и пояснить, что некоторые странности мышления начались у него еще в детстве. В шестом классе он доказал для себя теорему Лобачевского о сходимости параллельных прямых. Доказал очень просто – он просто представил себе две бесконечных, пересекающихся у его ног, линии, уходящие вдаль, и начал мысленно разводить их, поворачивая одну из них вокруг невидимой оси. Точка их пересечения убегала от него с все возрастающей скоростью, но конца ее убеганию не наступало – она исчезала в бесконечности, а линии так и не размыкались и не становились параллельными. Для него этого доказательства было достаточно.

Потом он «изобрел» дифференциальное исчисление, решая задачу международной олимпиады, которую задала их факультативу учительница физики. Все помучались и бросили, а он ходил три дня, как сомнамбула, пока на третий день не составил алгоритм решения, который, как потом оказалось, ученикам физматшкол просто давали в основах высшей математики. А ему для этого пришлось стать Ньютоном и Лейбницем одновременно.

На Всесоюзную олимпиаду по химии он попал случайно. В программе первого тура областной олимпиады была задачка из учебника органической химии Робертса и Касерио для университетов. Гомологический ряд он составил быстро, но долго выбирал, в каком направлении его расположить. Расположил наугад и на следующий день не хотел идти на второй тур, уверенный в том, что завалил олимпиаду. Мать выгнала его из дома и отправила на второй тур. Оказалось, что он один решил эту задачу и по баллам с отрывом шел на первом месте, опередив признанных фаворитов. Экспериментальный тур все расставил по местам – он никогда не любил возиться с пробирками – и по общим итогам фавориты догнали его. Оргкомитет принял «соломоново решение» – на Всесоюзную олимпиаду послали его и двух признанных фаворитов. Забавно, что на первый курс химфака МГУ они поступили вместе и затем жили в одной комнате в общежитии. Еще более забавно, что фавориты, в отличие от него, поступили по апелляциям.

На химфаке было интересно, но сама химия интересовала его мало. Он все время отвлекался – то на необычные исследования профессора Кобозева, занимавшегося проблемами термодинамики мышления, то на принцип термодинамической пары Вейника, то… Короче, когда в начале второго курса объявили набор в специализированную группу математических методов в химии с усиленным преподаванием прикладной математики и компьютеров, он не раздумывал. Это закончилось дипломом по компьютерным расчетам электронной плотности молекул на основе спектров ядерного магнитного резонанса. Как эти молекулы синтезировать, его уже не интересовало.

Диплом совпал с бурными событиями в личной жизни, что привело к тому, что результат диплома он получил буквально за неделю до защиты. Уходя на защиту, он слышал, как его руководитель диплома звонил в учебную часть и осторожно интересовался, можно ли за диплом поставить «двойку». Вернулся в лабораторию он с «пятеркой», но когда он заговорил об аспирантуре, шеф осторожно потрогал пиджак с левой стороны груди и вежливо, но решительно отказал.

На распределении его приглядела представитель министерства обороны и предложила ему прекрасный вариант – в лабораторию на Красногорском оптико-механическом заводе. Почти Москва с хорошей перспективой на заведование лабораторией, поскольку прежний руководитель собирался на пенсию. Но в ходе беседы с симпатичной представительницей заказчика в ближайшем ресторане прозвучало не менее соблазнительное предложение альфонсиады, после чего он предложил поменяться направлениями сокурснику, который горевал от того, что его отправляли на завод в Херсон. В голове быстро промелькнули море, Челкаш, рваная тельняшка, вольный ветер и… он оказался в Херсоне.