Потому что майор спецназа, у которого впереди была еще вся жизнь, в своей очередной командировке, находясь в служебном уазике, подорвался на мине и в бессознательном состоянии после взрыва, был пленен теми, против кого он воевал. Воевал, потому что не знал, чем он еще может быть полезен той стране, которой уже не было на карте. Воевал потому что давно разуверился в того бога, лик которого был изображен на кресте, подаренном матерью. Воевал потому что считал это своим долгом. Долгом мужчины.

Он был пленен. Мина взорвалась под водителем, и молодой контрактник умер сразу. А он, оглушенный взрывом, попал в плен к тем, кто считал себя выше, сильнее и мудрее, потому что они верили в другого бога, и, по их разумению, их бог был лучше. Потому что они жили на своей земле, и считали, что ее нужно защищать. Потому что они ненавидели тех, кто помог им когда-то вылезти из грязи, из нищеты и необразованности и, предоставил защиту от других завоевателей, желающих и способных поработить весь их народ.

И теперь он стоял перед ними раненный и обессиленный от потери крови, а бородатый «душман» с автоматом в левой руке и с пистолетом в правой, заставлял его молиться тому богу, в которого он давно не верил.

– Молись своему еврейскому Иисусу, русский! – орал бородатый и низкорослый мужчина в зеленом берете, одетом на его нечесаные и засаленные волосы.

– Я давно не верю в еврейского бога, – отвечал раненный и контуженый человек.

– А какому богу ты веришь? Может, ты хочешь сказать, что ты наш? Ты что, мусульманин? – искренне вопрошал воин ислама, всем своим видом пытаясь казаться выше, чем стоявший перед ним майор специального подразделения.

– А ты, я смотрю, о других богах и не слышал вовсе!

– Ээ! Слышишь? Каких Богах? У меня один Бог, и я тебе сейчас буду глотку резать за него, и за твою наглость. А ты будешь визжать как свинья, русский, – выкрикнул «душман» с пеной на губах. А майор, воспользовавшись тем, что незадачливый воин в зеленом беретике, подошел к нему вплотную, а четверо его соратников находились на другой стороне горной дороги и, стоя тесной кучкой возле старенького японского джипа, на них внимания совсем не обращали, выхватил у него из ножен кожаных нож охотничий, и всадил ему в грудь, по самую рукоятку. Да так, что тот и пикнуть не успел. Захрипел только, да пену свою кровавую изо рта выпустил. А когда и пистолет, и автомат у майора в руках оказались, он уже было совсем хорошо себя почувствовал, увереннее. И, не дожидаясь того, когда мертвое тело в зеленом берете на землю по его ногам сползет, полоснул из автомата по остальным четверым «духам». Те и крякнуть не успели, как по паре пуль отхватили и полегли там, возле машины. И в тот момент, когда он из пистолета довершал начатое, подойдя к джипу, вдруг, появились еще два уазика на дороге. И вот тут-то он и понял, почуял всеми фибрами души, что на этом везение его закончилось. Уазики те были с флажками на лобовом стекле. Зелененькими такими флагами, небольшими.

Но снова сдаваться им, ему не хотелось. За то время, которое он провел в командировках, он был наслышан о судьбе пленных солдат и офицеров, и следовать их участи было не для него. А рассчитывать на то, что его персону кто-то выкупит из плена, он не мог. Должность, звание и честь его, против этого сильно возражали. Он решил, что в данной ситуации у него один единственный выход.

В машине убитых им духов он нашел одну гранату и рожки к автомату Калашникова. Арсенал его оказался невесть каким, но вполне позволял ему, боевому офицеру, дать хороший бой врагам. И он начал этот бой.