– И что, интересно, ты будешь делать с такой невестой? – спросила Туся, усаживаясь напротив.

– Какой – такой?..

– Она же умом застряла в восьмилетнем возрасте.

– Я на нее смотреть буду. Еще… есть у меня мечта, не знаю, как сказать…

– Ты, главное, следи за языком в присутствии ребенка, – ехидно посоветовала Туся. – Мечта у него…

– Я хочу ее… расчесывать и косу заплетать, – Раков низко наклонился к тарелке и покраснел ушами.

Туся растерялась. Аглая оцепенела над чашкой. А лейтенант через полминуты выпрямился и весело посмотрел на домработницу.

– С детства не ел такого супа. Спасибо, вы мне просто душу согрели.

– Где жить будешь, тут или в городе? – по-деловому поинтересовалась Туся, стараясь серьезностью скрыть вдруг возникшую жалость к лейтенанту и симпатию. – Тут места больше – все же два этажа, и на всем готовом будешь, хоть Лушка и обещала, что за двоими мне убираться, но уж как-нибудь… И это не дача государственная, как за деревней настроили для номенклатуры. Этот дом наследный, хозяйке от отца перешел, никто не отнимет в случае переворота.

– Жениться бы сначала, – усмехнулся Раков и посмотрел на Аглаю.

– А чего тебе эта женитьба даст? Ни поговорить с невестой, ни приласкать… Подступаться придется по сантиметру в день, а иначе – припадки с членовредительством, спаси Господи. Ох, мальчик… Дорого тебе Москва станет.

В столовую вошла Лукреция в махровом халате, с полотенцем на голове.

– Не будет он здесь жить, – объявила она, наливая себе суп.

– Почему? – вдруг спросила Аглая.

Домработница с хозяйкой переглянулись.

– Потому что ты ходишь по дому голая, – сказала Смирновская, усаживаясь на свое место за столом. – Вот приучишься одеваться, прежде чем выходить из своей комнаты, чистить зубы без напоминания, не раскидывать использованные прокладки в ванной по полу, тогда посмотрим.

– Я хочу, чтоб он жил здесь! – Аглая встала и обиженно посмотрела на мать.

– Хочу!.. Я тоже хочу, чтобы ты трусы меняла каждый день, а не надевала вчерашние, которые закинула с вечера под кровать.

– Я буду, буду надевать чистые каждый день!.. Ну, пожалуйста, пусть он останется!

– Я обещаю… – Раков тоже встал, – приезжать на каждые выходные.

– Вот и отлично, – уныло констатировала Лукреция. – Сегодня как раз суббота. Пирог есть будем. С чем пирог? – спросила она погромче у домработницы, застывшей глазами на лице Ракова.

Туся вздрогнула и очнулась:

– С капустой…

Как лейтенант ни уговаривал отпустить его в Москву, Смирновская была непреклонна: эту ночь он проведет в Усково. В сумерках она позвала Ракова на террасу «посидеть в тумане». Таисия принесла два пледа. Раков только собрался отказаться – вечер случился теплый, как домработница, укрыв хозяйку в кресле, села на стул и закуталась во второй плед сама. Лейтенант вопросительно посмотрел на Смирновскую.

– Туся, он потом привыкнет, что ты – всегда и везде, а пока уйди и послушай за дверью как обычно, – попросила Лукреция.

Таисия кивнула без намека на обиду и вышла.

– Вы ей… – начал было выяснять Раков, но Смирновская устало перебила:

– Доверяю больше чем себе, оттого и жить нам рядом тяжело. Я – ум, а она – честь и совесть нашей с ней эпохи в этом доме. Когда желаешь стать законным зятем? – не меняя интонации, перешла Лукреция к делам.

– Хотелось бы, если это возможно… – Раков растерялся от такого напора, – до третьего октября подать заявление в ЗАГС, потому что еще ждать два месяца, а после зимней сессии будет распределение практики на следующий год…

– Слишком много слов, – скривилась Лукреция. – У меня был нелегкий день. Я устала. Какое заявление? Во вторник расп