- Я обескуражен и восхищен,- громоподобный смех, раздавшийся над моей поверженной персоной показался мне издевательским. Какого черта этот мерзавец делает здесь? Я сделала попытку отползти и стала похожа на раскоординированную гусеницу. Черт, да что со мной такое? Неужели паралич? – Еще ни одна женщина меня не встречала так, целуя ноги. Ты забыла сказать "Приветствую тебя, о белый господин". Хотя и так неплохо. Ты умеешь удивлять, куколка.
-Люся, что этот человек тут делает? – простонала я, чувствуя, что взлетаю в воздух кверх ногами.
- Пришел,- дернула щекой моя подруга, слишком активно болтая ложечкой в чашке с кофе.
- Я жду свою невесту, пока в это время меня развлекает тут идиотизмом Ангелина -балерина размера бегемот в кружевах,- хмыкнул Боярцев, и с силой меня встряхнул. Я свалилась снова к его ногам, наконец ощутив свободу. - Титьки, кстати, у тебя так себе. Маловаты. А вот ножки ничего. Кстати, ты никуда не опаздываешь больше. Я заехал утром в рыбий ад, в котором ты служила одним из чертей, и тебя уволил.
- Шшшшто? – я аж присвистнула от возмущения, совсем забыв, что стою почти голая перед чужим, противным, совершенно отвратительным мужиком, похожим на мускулистого бога. – Какое право...
- Хамло,- фыркнул Люся в остывший кофе.- Данька, ты пробудила Кракена.
- Я проявляю заботу, — белозубо улыбнулся наглый нахал, считающий, что может распоряжаться судьбами людей.
- Заботу? – ошарашенно перепросила я. Неужели Боярцеву доступен такой простой человеческий порыв. – Вы? Заботу?
- Ну да, я забочусь о своей репутации. Я на нее работал много лет. Ты же не думаешь, что я позволю не пойми кому ее разрушить. Детка, ну представь, что скажут обо мне, если в таблоидах напишут, что жена самого Боярцева...
Макар Боярцев
Жена Макара Боярцева – даже звучит как – то глупо. А я ведь сто лет не был у мамы. И знать она не знает, какую глупость вот-вот свершит ее единственный, горячо любимый отпрыск, сидящий сейчас на табуретке в чужой квартире, похожей на скворечник. У нас когда-то была такая же, разве что комнаты не были изолированными. Шли «паровозом» одна за другой, лишая нас с матушкой личных жизней. Я ухмыльнулся, и сделал глоток из чашки, поданной мне противно подружкой моей невесты. Не удивлюсь, если она сдобрила кофеек хорошей порцией крысиного яда. А дешевая робуста оказалась восхитительной. Я в своей зажратой жизни не пил такого напитка - в меру крепкого, с густой пенной шапкой и пахнущего так, что в голове начало светлеть.
- Дрянь кофе. Не умеешь варить, бариста бы из тебя не получился,- глянул я на Бегемотиху, не сводящую с меня взгляда.
- Да где уж мне,- хмыкнула поганка, явно борющаяся с желанием перевернуть мне на голову раскаленную джезву.- Даньку обидишь, до смерти забью туркой. Андестенд? – улыбочке толстухи сейчас бы позавидовал среднестатистический питон, убивающий своих жертв одним взглядом.
- Плюнула поди мне в чашку, и теперь я в корчах сдохну,- оскалил я зубы.- Думаешь я понимаю, что блаженных обижать грех?
- Думаю, что ты козел и утырок,- рявкнула женщина – бульдозер.- И еще я думаю, что ваша семейка сделает жизнь Данаи, и без того задрипанную, адом. Но она упорно лезет в эту петлю, потому что этот ребенок напоминает ей о том, что она пережила в детстве.
- Я фраппирован, но обещать ничего не стану. Меня мало колышет чужое прошлое. Я тоже не розы нюхал. Ты права, толстая, меня только моя выгода интересует. Каждый сам кузнец своей судьбы, — успел ответить я, повернулся на тихий звук идущий от двери и замер с отвисшей до пола челюстью.
Я зря пришел сюда. Зря. Это стало ясно мне сразу, когда я выронил чашку из пальцев, полную огненного кофе себе на ширинку. Это стало понятно, когда у меня в голове заработал кузнечный молот, а обожженный зверь в штанах восстал с каким-то садистским любопытством, что ли.