, – сказал я сам себе в душе моей. – Она убивает? – Значит, такова воля Закона Воздаяния… Умереть по воле Родины или уклониться?.. Великое Непостижимое, прости меня! – взмолился я. – Виновен, ничтожен. Но я горячо люблю тебя. И поэтому, сколь хватит сил, буду уклоняться, хотя тебе, как видится, угодна моя телесная смерть». – Тут слёзы полились из глаз моих. Я непроизвольно замедлил ход. Меня стали толкать и еле слышно обругивать.

– Не бойся, дед, – на ходу бросил какой-то зубоскал, – это быстро. Рррраз – и дымок пошёл. Ха-ха-ха-ха…

– Пора, по всему видать, – подтвердила его соображение молодая женщина с ребёнком. —

Я понял, о чём они, пришёл в себя и, вытирая слёзы, поспешил на автобус.

Спешить оказалось не нужно. Потому что, в отличие от подземки, здесь была внушительная очередь. Люди толпились несколько иные – попроще, а некоторые женщины и вовсе, как встарь, в платочках. Но опять же старух среди ожидающих не было…

Удалось сесть только на третий автобус. Но природой полюбоваться почти не пришлось. Ибо едва начался бор, как записанный на плёнку женский голос ласково сказал:

– Со-осенки. —

И почти весь автобус дружно вывалил вон. Каждый человек нёс чем-то наполненный тёмный пластиковый пакет… Ко мне тут же подошла пожилая женщина:

– Вы бы прикрыли бутыль, что ли. А то не довезёте.

– Как так?

– А так, – наставительно закончила женщина. – Заподозрят в уклонении – и сегодня же оптимизируют без суда и следствия. – И она быстро отошла от меня, как от прокажённого.

Я понял, что она права. Спрятал бутыль в кустах и пошёл пешком назад в город. Пакет нашёл в первом же мусорном баке, и вытряхнул его содержимое.

…Вернувшись в «Сосенки» и войдя в бор, невольно прикрыл глаза и стал глубоко дышать, аж слёзы навернулись. Сердце наполнилось отрадой и охотно любило всё видимое и невидимое… Даже волоски Кадерусселя. Шёл и пел про себя:

Стоит наш лес могучий,

Как богатырь живой,

Надвигул шапку тучей

И шелестит листвой^>1…

Продолжать, однако, на стал, потому что в песне говорилось про лиственный лес… А у нас, кстати, сосен нет, пинии только. Они, да, похожи, только иголки в три раза длиннее. И то на сопках растут. А тут родное – «Со-осенки!»…

И вспомнилось, как в детстве гулял с дедушкой в леске, грибы собирал. Под соснами маслята были… Огляделся на ходу… Куда-а-а. Близ такой-то незарастающей народной тропы… Тут едва какой грибочек головку покажет – сейчас выковырят, и грибницу не пожалеют…

Тропа упиралась в очередь, а очередь – в источник… Так в старину дороги заканчивались у сельского магазина… Большей частью стояли женщины, но передо мной оказался зачуханный мужичонка… Все молчали. Двигались очень медленно. Желая узнать, почему, пошёл посмотреть.

Источник довольно бодрой струёй вытекал маленьким водопадом из расселины в небольшой скале. Под ним было озерцо. Но люди подставляли свои ёмкости под струю, а не чёрпали. И я понял, что оно едва ли случайно: не верят в чистоту озерца: Кадеруссель не дремлет.

Вернулся к своей очереди. И тут где-то у дороги возник и стал приближаться стрёкот. Очередь всполошилась и начала быстро рассеиваться по бору. Побежали и мы с мужичонкой: «все бегут – и мы бежим». А пакеты с бутылями бросили, тоже как все… Вскоре напали на яму, то ли воронку. Просвистела мысль: «Может быть с войны ещё, от фугаса». Прыгнули. Там было чуть не до колен прошлогодних листьев.

– Закапывайся! – приказал зачуханный. —

Я лёг на спину и закидался хорошенько.