Да, на пути к Богу мышление просто необходимо. Но мышление – не самоцель. В конечном счете, целью является только Сам Бог. Мышление – это и не цель жизни. Как мышление, так и его отсутствие могут стать причиной гордости. Одно только мышление – без молитвы, без водительства Святого Духа, без послушания и любви – делает человека самодовольным и разрушает его (1 Кор. 8:1). Но если оно совершается под властным руководством Бога, если оно пропитано молитвой, если направляется Святым Духом, привязано к Библии, направлено на то, чтобы с еще бо́льшим основанием восхвалять Бога и возвещать Его славу, если оно служит любви – тогда такое мышление просто необходимо для того, чтобы хвала Богу в нашей жизни обрела всю свою полноту.
И тем не менее напряжение сохраняется. В моей жизни мысль, чувство и дело соперничают друг с другом, стремясь отвоевать для себя побольше пространства, и, по-видимому, все они всегда остаются недовольными. Я не знаю, как мне быть: больше делать, больше мыслить, больше чувствовать или сильнее выражать свои чувства? Отчасти этот дискомфорт, конечно же, вызван причудами моей собственной натуры, моим воспитанием и все еще сохраняющейся развращенностью моего сердца.
Но, кроме того, причина этой напряженности коренится в долгом противоборстве сверх-интеллектуализма и антиинтеллектуализма в нашей церкви, а отчасти оно объясняется сложностью самой Библии. Очень часто церковь противоречиво воспринимала «жизнь ума». В Америке вообще довольно долгое время с подозрением относились к образованию и интеллектуальной работе. Самой известной книгой на эту тему является книга Марка Нолла Scandal of the Evangelical Mind. Ее первое предложение звучит так: «Позор протестантского ума в том, что этого ума не так уж и много»[11].
За тридцать лет до обвинения, брошенного Марком Ноллом, Гарри Блэмир написал: «В отличие от секулярного разума никакой христианский разум не оказал плодотворного, последовательного и заметного влияния на нашу общественную, политическую и культурную жизнь… Нет никакого христианского разума»[12]. После Нолла стали жаловаться и другие. В одной из книг Дж. Морланда есть глава, которую автор назвал так: «Как мы потеряли христианский разум и почему нам надо его вернуть»[13]. А вот Оз Гиннес весьма показательно озаглавил всю свою книгу: «Стройные тела, ничтожные умы: почему протестанты не мыслят и что с этим делать»[14].
Все они говорят не просто о мире, но и о доме, в котором я вырос. Когда речь заходит о мире, то, например, Р. Спраул пишет, что «мы, наверное, живем в самый антиинтеллектуальный период в истории западной цивилизации»[15]. Когда же дело касается фундаменталистского воспитания, которое я получил, то здесь вступает Нолл. Он подчеркивает, что для того типа мышления, которое охватывает собою общество, гуманитарные науки и искусства, человеческую личность, а также природу, – так вот «для такого типа мышления тот склад ума, за который ратует фундаментализм, можно назвать одним словом – катастрофа»[16]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что меня просто тянуло в разные стороны. Ведь тот же Нолл готов признать, что много удивительного и доброго было совершено теми, кто в своих благих устремлениях в какой-то мере препятствовал более глубокой жизни разума[17].
Но что бы я ни наследовал, живя в этом мире и в своем непосредственном окружении, я понимал, что более глубокое напряжение между мыслью, чувством и делом, в значительной степени было вызвано самой Библией. С одной стороны, в Слове Божьем есть грозные изречения о знании, с другой, – такие, в которых оно прославляется. «Знание надмевает, а любовь назидает», – говорится в Первом послании к Коринфянам (1 Кор. 8:1). Но есть и другие стихи: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32). Итак, знание опасно. Но оно же освобождает. И это не какой-то особенный парадокс.