Он погибал, терял шанс так бездарно. Мутным, слезливым взглядом смотрел на нее, бессильный произнести слово, наконец вышел из положения, напрягся, закивал мелко и часто, бросился за пиджаком.
– Мы подождем вас внизу, – сказала она и вышла.
К нему тотчас же вернулись атрибуты здравого смысла: анализ и расчет. Схлынула тяжесть. Легкость обрёл. Удивляться времени уже не оставалось. В две минуты оделся, оглядел себя в зеркале, ринулся вниз по лестнице.
Комик и Трагик негодовали. В душе, конечно. Их настроение его позабавило.
«Завидно работягам. Еще бы – им такое и не снилось!»
Доехали на удивление быстро. Когда кресло сгружали и несли в квартиру, Вячеслав Арнольдович осмелился давать различные указания, проявлял заботу об обшивке, о крашеных стенах в подъезде. А один раз даже возмутился: «Ну что вы в самом деле! Аккуратнее попрошу!» От его голоса у Трагика сводило челюсти и появлялась дрожь в ногах. Комик не выказывал особых признаков раздражения, нёс себе кресло и всё.
«Вот она – звезда пленительного счастья! Чистое, чистое – вспоможение! Воспряну! Вдвоём, вдвоём! Наговоримся! Милая старушка, ты соединила две судьбы, дай Бог тебе здоровья на новом месте! Не будь этого затёртого кресла, не видать мне ее, как своих… Стоп! Я даже не знаю, как ее зовут. Вот это номер! И кто она, и с кем живет…»
Сонм обидных подозрений оглушил его, подавленный и скромный вошел он вслед за всеми в квартиру, остался топтаться на пороге, подслушивал, как она распоряжалась:
– Мальчики, аккуратнее его. Сюда, к стеночке. Так пойдет. А тот столик придётся выбросить. Давай, Толя, выстави его пока на площадку. Раздевайся, Коля, сейчас я чай поставлю.
Толя, проходя по коридору, больно таранул Нихилова в бок, грохнул стол о бетон, вернулся в квартиру, плотно закрыл за собой комнатные двери.
«Вот тебе и работяги!»
Нихилов не сумел даже пошутить по поводу этой нелепой ситуации. Он поторчал минут десять, слыша только своё учащенное дыхание, закрыл дверь, подождал чего-то и медленно побрёл по ступенькам вниз, втайне надеясь, что его еще окликнут.
Спускался, чистосердечно удивлялся самому себе, подозревая, что с ним была разыграна жестокая и обидная шутка.
«Хотя, – почти верно предполагал он, – не могла же она добровольно и зло забыть, что сама лично позвала меня к себе?»
Теперь ему мечталось побыстрее освободиться от этой истории, уйти во что угодно и, может быть, с кем угодно. Он боялся самого себя в этом состоянии, потому что всегда брезговал влипнуть с размаху в какой-нибудь медицинский анекдот.
«Работа и еще раз работа – вот что меня спасёт!» – ускорил он шаг, приводя в должный порядок все закоулки несколько ошарашенного и сбитого с толку сознания.
Точечный съём – I
(Аналитич. порт. сист. «Ж-Д-6» – 1. Правое полуш., уч.31, точ.86, сила съёма 45 крит. ед.)
Ой как бежит! Никогда так не бегал. Легкие засыхают. Сердце по телу пламенем растеклось. Боль и глаз в затылке. И видит этот глаз – погоня!
Кто – кого! Кто – кого!
Не успеют!
Успеют, и тогда!..
Не успеют. Дворами, дворами уходить!
Наперерез! Пока они объезжать будут!
Пока они объезжать будут. Пробежать знакомыми дворами, родными, заскочить в дом. Ключ в дверь – хоп! и запереться. В комнату. В комнате в третьем ящике справа! Сверху третий ящик. Снизу – второй.
Сжечь! Сжечь!
Запереться в туалете. Сжечь. Пусть дверь ломают. Ворвутся, а тлеет, пепел один.
Успею! Бог не допустит! Успею!
Хоп! – и ключ в двери поверну.
Дворами, дворами.
И бежит дворами, вдоль заборов странно высоких-красных. Не было их здесь раньше. Не помнит их. И бежит.
Бежит. Успеть бы. Улицу перескочить, и дом там.