– Согласен!

Англичанин бросил шесть гиней на тарелку и обошел всех подряд. Каждый дал несколько луидоров, но особенно заинтересовался нашей идеей русский: он бросил на тарелку ассигнацию в сто цехинов; англичанин даже удивился такой расточительности. Мы принесли собранные деньги принцу.

– Будьте столь добры, – обратился к нему англичанин, – и попросите этого господина от нашего имени показать свое искусство и принять в знак нашей признательности этот небольшой подарок.

Принц тут же положил на тарелку драгоценное кольцо и протянул сицилианцу. Тот помедлил несколько секунд.

– Господа и благодетели мои, – начал он затем, – ваше великодушие меня смущает. Очевидно, вы ошиблись во мне. Но я уступаю вашим настояниям. Желание ваше будет исполнено. – Тут он дернул шнур колокольчика. – Что же касается до этих денег, на которые я не имею никакого права, то, надеюсь, вы разрешите мне передать их в ближайший бенедиктинский монастырь на добрые дела. Кольцо же я оставлю себе как драгоценную память о нашем достойнейшем принце.

В эту минуту вошел хозяин заведения, которому и были переданы деньги.

– И все-таки он мошенник! – шепнул мне на ухо англичанин. – Отказался от денег, потому что сейчас ему важнее всего завоевать доверие принца.

– А может быть, хозяин с ним в сговоре? – добавил другой.

– Кого вы желаете вызвать? – спросил заклинатель у принца.

Принц на миг задумался.

– Лучше всего вызвать какого-нибудь великого человека! – крикнул лорд. – Вызовите-ка папу Ганганелли! Вероятно, вам это ничего не стоит.

Сицилианец прикусил губу.

– Я не смею вызывать того, на ком почиет благодать.

– Вот это жаль! – бросил англичанин. – Может быть, он сообщил бы нам, от какой болезни он умер.

Тут взял слово принц.

– Маркиз де Лануа, – сказал он, – служивший в последней войне бригадиром французских войск, был моим ближайшим другом. В бою при Гастинбеке он получил смертельную рану; его перенесли в мою палатку, где он и умер у меня на руках. В последнюю минуту, в предсмертной агонии, он подозвал меня к себе. «Принц, – начал он, – мне не суждено вернуться на родину; выслушайте же тайну, – ключ к ней хранится только у меня. В монастыре, на границе с Фландрией, живет одна…» Но тут он испустил дух. Десница смерти прервала нить его повествования. Я желал бы вновь увидеть его и услышать продолжение его речи.

– Клянусь, от вас требуют многого! – воскликнул англичанин. – Я назову вас новым Соломоном, если вы разрешите эту задачу!

Мы восхищались мудрым выбором принца и единодушно высказали наше одобрение. Между тем заклинатель широкими шагами мерил комнату и, казалось, в нерешительности боролся сам с собой.

– И это все, что оставил вам усопший?

– Все.

– Не пытались ли вы разузнать что-либо у него на родине?

– Все попытки оказались тщетными.

– Была ли жизнь маркиза де Лануа безупречной? Не каждого умершего дозволено мне вызывать.

– Он скончался, раскаиваясь в грехах молодости.

– Есть ли при вас какая-нибудь памятка о нем?

– Да, есть.

Принц действительно имел при себе табакерку с миниатюрой маркиза на эмали; за ужином она лежала подле его прибора.

– Впрочем, это неважно. Оставьте меня одного! Вы увидите усопшего.

Нас попросили пройти в другой павильон, пока нас не позовут. Сицилианец распорядился убрать из зала всю мебель, вынуть оконные рамы и наглухо закрыть ставни. Хозяину, с которым он, как видно, уже ранее был знаком, было приказано принести жаровню с тлеющими углями и тщательно залить водой все огни в доме. Прежде чем мы удалились, он торжественно взял с каждого из нас честное слово – хранить вечное молчание о том, что мы увидим и услышим. Мы вышли, и за нами заперли все двери этого павильона.