– Р-р-рар!

Рычание ближайшей ко мне твари вырвало из охватившей меня дурноты. Волк навис надо мной и, рыкнув, впился зубами в плечо, которое не замедлило взорваться жуткой болью. Меня съедят заживо! Как это может быть? Разве так бывает? Между первым и вторым укусом не прошло и доли секунды. Бедро словно обожгло раскалённым металлом, и из моего горла вырвался странный звук:

– Мяк!

Я попыталась оттолкнуть морду зверя здоровой рукой, но внезапно поняла, что вижу каждую нависшую надо мной злобную морду, а вместо руки тяну к вцепившемуся в моё плечо волку мохнатую пятнистую лапу. Что? Да это сон! Какой-то дурацкий сон! Я сплю! Вот только очередная порция боли ненавязчиво указала на то, что это самая настоящая реальность.

– А ну, прочь, шавки безродные! – чей-то громогласный крик прорвал пелену наползающего на сознание тумана от потери крови. – Ишь удумали! Вон отсюда!

Терзающие моё тело клыки разомкнулись, и, скуля на все лады, стая скрылась в лесу. Только самый крупный зверь остановился на границе леса, обернулся на секунду и лишь затем последовал за собратьями.

– От ты ж, дурёха-то… – произнёс седобородый старик, опускаясь рядом со мной на колени. – Мать не научила, что ли, уму-разуму? Кто ж в Чёрную топь в одиночку ходит? Там право сильнейшего во главу угла ставят. Если ты слаб, тебе не жить.

Выудив из напоминающей котомку сумки пару чистых рубах и мешочек с какими-то травами, мой спаситель принялся рвать ткань на полосы. Прикладывая траву к ранам, он стал их бережно перевязывать, приговаривая:

– Молодая совсем… Отбилась, что ли? Ну-ну, потерпи, сейчас полегчает.

Дед ещё что-то нашёптывал и успокаивающе гладил меня по голове. Но сознанию не прикажешь – и, подчинившись увещеваниям обещающей покой темноты, я погрузилась в её объятья.

Меня разбудил стук. Монотонный, ритмичный, он вторгался в ватную голову с завидным упорством. С трудом открыв глаза, я обнаружила себя лежащей на устланном старой циновкой и соломой полу.

В теле ощущалась лёгкость на грани слабости. Из-за овладевшего мной бессилия даже поднять голову и осмотреться было невозможно. Всё, что я видела, – лишь печь в углу да рядом с ней стол, за которым сидел прогнавший хищников старик. За выглядывавшим из-за спины моего спасителя окном было темно, но жилище освещала пара зажжённых свечных огарков. Из своего угла мне был виден край миски и взлетающий над ней пестик. Знахарь какой, что ли? Может, баба Маша живёт около деревни старообрядцев? Эти к врачам редко ходят: у них есть молитвы и знахари.

Тихий стук в дверь отвлёк седобородого от его занятия, и, поднявшись из-за стола, он поспешил навстречу позднему гостю. Без всяких «кто там?» и сомнений «открывать – не открывать» хозяин впустил посетителя, но из моего положения разглядеть его было невозможно.

– Дед Михась, ночи доброй, – уверенный мужской голос разогнал уютную ночную тишину деревенского дома. – Тут малышня весь день твердила, что ты зверя дикого к себе притащил. Староста обеспокоен.

– Ночи доброй, князь, – насмешливый голос знахаря говорил за него о его отношении ко всему произошедшему или только к посетителю? – Я же далеко от деревни живу, им-то что волноваться? Путь мой через них лежал, так что теперь? А рысь раненая, не наш зверь-то. В горах на севере далеко живёт, а тут из Чёрной топи волкодлаки выгнали. Слабая, молодая, ещё и мяса, небось, не пробовала, котёнок совсем.

– Рысь, говоришь, из Чёрной топи? – задумчиво протянул местный старший. – Покажи-ка мне её.

– Дак, что далеко ходить-то? – с улыбкой в голосе ответил дед Михась. – За кроватью на лежанке я её устроил. Раны чистые, ещё не успели заразу-то пустить, через пару дней встанет да сил наберётся.