Нея, приученная ценить и оправдывать доверие, рассказала, как будет стараться. Чтобы подтянуть английский, уже выбрала интенсивный курс. И в качестве испытательного срока готова бесплатно совмещать со своей нынешней работой его первые поручения.

Он глянул на дверь, выдержал паузу и сказал, что ему нужно проверить ее в другом смысле.

В кабинете повисла тишина. Горячая волна откуда-то из низа живота толкнула Нею в солнечное сплетение, дыхание в груди остановилось. Она инстинктивно бросила взгляд на окна – там стояли решетки, за дверью – охранник. Непроизвольно откашлявшись, она начала выкручиваться, осторожно подбирая слова:

– Вениамин Аликович, если я вас правильно поняла… Вы мне очень нравитесь… как мужчина. Я бы хотела, чтобы все произошло в другое время и в другой обстановке.

– Хм, неплохой ход, – усмехнулся он.

Осушил фужер, помолчал. Пошатнувшись, поднялся. Сказал «нет, откладывать не будем». Обошел стол, вытащил ее за плечи из кресла, развернул спиной к переговорному столу, задрал юбку и начал стягивать упругие колготки. От него разило перегаром. Нея извивалась и отстранялась, что его распаляло, и он стал агрессивным. Она поняла, что сопротивление приведет к мордобою, и тогда унижение не получится скрыть.

Вениамин Аликович повалил ее на стол. Она попыталась представить, что ее тело ей не принадлежит. Отрешенно посмотрела по сторонам и остановилась на портрете его духовного учителя. В золотой рамочке, со жгучими взглядом и копной кудрявых волос он, казалось, присутствовал.

«Ты видишь? Позволишь этому произойти?» – спросила она молча.

Портрет не ответил, и было уже поздно.

Мертвецкая безучастность Неи не вдохновляла Вениамина Аликовича. Он остановился и, раздраженный, не смог продолжить.

– Что ты… какая-то… – бормотал он, отстраняясь и подтягивая штаны. Его шатало.

Нея поняла, что самое омерзительное позади. Выпрямилась, натянула трусы и колготки, опустила юбку и еле слышно попросилась в туалет.

Оказавшись в одиночестве, бросилась к раковине. Смотрела строго мимо зеркала и стряхивала с себя мокрыми руками неизвестно что. Сверху мерцала и щелкала лампочка. В унисон у Неи задергался глаз. Она вцепилась в ускользающую бесчувственность, нажала на слив, еще раз вымыла руки и вышла.

В пустом коридоре остановилась, долго смотрела на проходную в конце, услышала завозившегося охранника и пошла обратно в кабинет. Вениамин Аликович сидел в своем кресле и допивал виски. Нея встала в дверном проеме.

– Садись, – сказал он, небрежно указав рукой на ее кресло, – дверь закрой.

Нея покорно села.

– Вениамин Аликович, я бы хотела уйти, – тихо сказала она.

Его лицо исказилось презрением.

– Что ты… вялая какая… Ты че, бля… всегда такая?! – он ухватился за стол и с вызовом поднялся.

Сердце Неи бешено заколотилось, ладони мгновенно взмокли. Но не человека напротив она испугалась, а тех, к кому он, не ведая, воззвал.

Кровь в ее венах забурлила, сообщая каждой клетке ярость и побуждение убить. Нея словно очнулась. Вскочила и, воткнув в его глазницы бешеный взгляд, выдохнула первые языки пламени:

– Хватит! – охваченная мелкой дрожью, она застыла.

Вениамин Аликович оторопел, но быстро опомнился:

– Во-от! – начал он, криво улыбаясь и опускаясь в кресло. – Вот этого я и хотел… Чтобы ты показала характер. Вижу, есть он у тебя… хе-хе…

Нея удивилась, что потребовалось так мало, но страшась упустить момент, стояла на своем:

– Ну вот, показала! Теперь можно идти?!

– Хм… ладно… иди, – опустил он голову, с трудом ворочая языком, – водитель от…зет. Я те позвоню… когда арабы при… – отрыжка не дала ему закончить.