Сам Верейский считал, что если разведчик берётся за оружие, это явная недоработка или того хуже – провал. Их задача – ставить капканы, а не устраивать канонаду при облаве на волка. Хотя и одобрял готовность помощника к любому развитию событий. Тот всегда был начеку.

Бумаги, передаваемые осведомителями и агентами, князь никогда не хранил при себе. Документы тут же перекочёвывали в тайник, оборудованный в мольберте Алексея Иванова, всегда находившегося где-то поблизости. Оказалось, Толстой и в самом деле владел кистью, к чему его ещё в детстве пристрастил гувернёр-француз.

В Париже деятельность князь развернул широкую. За короткий срок ему удалось создать сеть информаторов в правительственной и военной сферах Франции. Идеи здесь не работали, а лишь деньги, и деньги немалые. Самой большой удачей стала вербовка сотрудника военного министерства Мишеля. Этот чиновник имел доступ к целому ряду сверхсекретных документов, включая донесения о состоянии русской армии.

Особую важность являл доклад, составляемый каждые пятнадцать дней на основании рапортов командиров частей. Доскональное описание положения дел французской армии готовили только в одном экземпляре для самого императора. Но прежде чем этот документ ложился на стол Наполеона, его копия оказывалась в мольберте одного русского художника. Так что Бонапарт знакомился с документом одновременно с российским послом, после чего тот незамедлительно отправлял дипломатическую почту в Санкт-Петербург.

Мещанин Иванов ни разу не подвёл, всегда оказывался в нужное время в нужном месте. При этом нередко проявлял находчивость и смелость, в его действиях не было определённой схемы. Отчасти ещё и поэтому слежка французской контрразведки за Верейским не дала результатов. Нельзя было не проникнуться симпатией к этому человеку. Хотя для того чтобы сойтись близко, у них не было ни условий, ни времени. Тем не менее князю иногда казалось, что они могли бы подружиться, будь ровесниками или при других обстоятельствах.

Знать французской столицы благосклонно отнеслась к русскому князю, к тому же, пусть и дальнему, потомку императоров Византии. Он хорошо разбирался в живописи и литературе, мог живо судить и о премьере в Комеди Франсез, и о новостях из-за океана о Томасе Джефферсоне. Верейского охотно принимали в доме сестры Наполеона Каролины – королевы Неаполитанской. Другую сестру императора, красавицу Полину Боргезе, версальские сплетники записали ему в любовницы. Мало того, огненная драма на балу у австрийского посла, князя Шварценберга, сделала князя героем. Тогда в апогей раута во дворце случился пожар. Русский дворянин, в отличие от большинства находившихся в здании мужчин, действовал решительно. Вдвоём с оказавшимся неподалёку русским художником они спасли немало людей, в том числе жён маршалов Нея и Дюрока.

В глазах высшего света Парижа князь обрёл репутацию человека образованного и храброго. Это с одной стороны. С другой —легкомысленного ценителя удовольствий, к тому же записного волокиту за хорошенькими женщинами. С таким не обязательно держать себя в жёстких рамках приличий и быть всегда начеку. Всё это играло князю на руку и облегчало доступ к важной информации и вербовку информаторов.

Французская контрразведка не могла не заинтересоваться такой особой как Верейский. За ним приставили филёров, подсылали ложных информаторов, но тщетно. Василий Михайлович ни разу не прокололся и не купился на эти уловки. Хотя для силовиков доказательная база – дело третье, они больше полагаются на внутреннюю убеждённость в том, что кругом лишь враги. Министр полиции Савари особо невзлюбил князя и стал искать возможность удалить его из Парижа. Для этого он даже инициировал статью в газете «Журналь де Деба», где недвусмысленно звучала мысль, что этот русский дворянин – шпион.