– Мам, можно мне снять шапку?

Внимание Григорьевой привлекла молодая мать с мальчиком, стоящие прямо у нее под носом. Мальчик лет пяти взмок в толстой вязаной шапке, да еще вдобавок был укутан шарфом по самую макушку.

– Тут сквозняк, Юрочка, а ты у меня и так все время болеешь.

Григорьева отметила это «у меня». Мать-одиночка, опекающая главного мужчину своей жизни, посвятит ему всю себя, а он будет чувствовать себя виноватым и…

– Ну мам. Жарко, – заныл малыш.

Вдруг Рыжий на соседнем эскалаторе очнулся ото сна. Он заметил молодую мать, когда они совпали эскалаторами на середине пути, протер глаза, будто не веря себе, при этом на руке его блеснуло обручальное кольцо.

– Лена!

– Андрей?! – испугалась женщина.

– Лена!!! – крикнул громче Рыжий, в его голосе послышалось отчаяние, эскалаторы увозили их в противоположные направления.

Мальчик все-таки стащил шапку, под которой обнаружилась рыжая копна волос.

– Мама, а кто это?

Женщина схватила мальчика за руку, увлекла в толпу. Как раз подошла электричка, они уехали. На перрон выбежал Рыжий. Но там уже не было ни молодой мамы, ни мальчика в шапке.

Григорьевой везло на такие вещи.


Вечерело. Толпа киношников вывалила из павильона на довольно грязную территорию бывшего завода. У шлагбаума уже ждал фирменный микроавтобус «Апреля», который развозил народ до метро. Кто-то пошел к своим машинам, поскромнее, Доценко и Рената направились к его внедорожнику разминать роль.

Внедорожник Доценко всегда был чист. Это было делом Петровича, присматривать и за маршруткой, и за машиной режиссера. А что? Все равно ждешь. Пока там смена. Петрович заметил Доценко, поспешно затушил сигарету, подошел поздороваться.

– Отстрелялись, Сергей Владимирович?

– Нормально, Николай Петрович, – кивнул Доценко.

Заметил сверкающий бок машины.

– Спасибо, что помыли!

Петрович рад стараться – кто еще звал его полным именем-отчеством и на «вы», приятно.

– Да не за что. Все равно тут весь день, жду.

Доценко было отошел, но кое-что вспомнил:

– Николай Петрович, как внучка-то, выздоровела?

Шофер чуть не бросился кланяться:

– Да, Сергей Владимирович, спасибо!

– Если что-то еще нужно…

Шофер смешался.

– Да вы и так помогли! Спасибо огромное.

Доценко открыл дверь машины даме. Ренате это старомодное ухаживание было приятно. Она отметила про себя взгляды тех, кто засовывался в микроавтобус. Приятно быть избранной. Машина тронулась с места. Не дожидаясь, пока они выедут из зоны видимости, Рената положила руку на затылок Доценко. Это была ее первая главная роль.


Жест не остался незамеченным у трех «бабарих» в микроавтобусе. Петрович обернулся к народу.

– Ну что, поехали?

– С песней, Петрович! Заводи!

Петровича «апрелевские» любили: всегда на подхвате, никогда не ворчал, если снимали до глубокой ночи, развозил до дома даже «замкадовцев», и денег лишних не брал. Хороший Петрович мужик. А голос какой – лучше, чем у Шаляпина. Вместо радио развлекал киношников по пути на работу и обратно. Это было святое.

Вдоль по Питерской,
По Тверской-Ямской!

– раздалось из автобуса, и вся группа дружно подхватила:

По Тверской-Ямской
С колокольчиком!
Едет миленькой,
Сам на троечке
Едет лапушка
По проселочкам!

Веселые ребята эти «апрелевцы». «Приколисты», как про них говорил Петрович своей жене Кузьминичне, рассказывая, чего наснимали сегодня и кого видел из известных. Потому Кузьминична, ранее простая учетчица на заводе «Электрод», после выхода на пенсию стала звездой подъезда.


Лиза вышла из лифта с подземной стоянки и вошла в торговый центр, спросив у охранника в костюме:

– Извините, а где у вас тут цветы?

Вышколенный охранник указал в сторону галереи: