Джип рванулся вперед, скрипнув колесами об асфальт от натуги. Молодой бурят со своим спутником остался далеко позади, но священный холм, казалось, не приблизился ни на метр.

– Пора лампочки вкручивать, темнеть скоро будет, – сказал Бармалей.

Они остановились и вкрутили лампочки на место. Фары вновь замигали, как светомузыка на дискотеке.

– Такое ощущение, что я уже здесь был… – сказал Бармалей.

– У тебя дежавю? – спросил Лео.

– А? – не понял его Бармалей и вдруг снова увидел людей на обочине. – А смотри-ка, зрение меня не подводит! Люди! Люди идут! Выкинь свои карты, щас мы так спросим.

– Я щас тебя выкину! – огрызнулся Лео.

Бармалей, высунувшись из машины, крикнул:

– Лю-ди! – впереди шла группа из четырех человек.

Джип подъехал поближе, и путешественники смогли рассмотреть пеших путников. Ими оказались Пыжов, Белова, Кирилл и Хамнай. Они сворачивали с основного шоссе на дорогу, ведущую к дацану.

– И вот пришел тот йогин в город большой, а на плече у него восседал Авалокитешвара, и никто не мог его лицезреть. И лишь одна беззубая старуха расчувствовалась, увидев, что йогин тащит у себя на плече старую больную собаку… – донеслись до сидевших в джипе слова Хамная.

– Это одна из самых красивых буддийских притч, которые я слышал, – сказал Пыжов. – Каждый раз, когда кто-то ее вдруг рассказывает к месту, она открывается мне по-новому, – задумался он.

Кирилл читал эту притчу раньше. Белова же в задумчивости перемалывала в голове мысль о том, что заставило йогина вылизать у собаки рану с червями, чтобы не причинить ей боль. Востоковеды молча подходили к дацану.

Бармалей, поняв, что они нежданно-негаданно приехали туда, откуда начали свой путь за кладом, резко ударил по тормозам, и машина встала как вкопанная.

– Как так? Два дня мы ездили по кругу. Ты за баранкой сидишь! И что, совсем ни хрена не видишь, не запоминаешь? Ставни, говоришь, тебя не подводят? На кой черт тогда вы мне нужны? Рыбу динамитом глушить? – возмущался Лео, не понимавший, куда подевался священный холм, ведь он все время держал его в поле зрения как на мушке.

– Не ори! Мы все виноваты. Чего ты на других все валишь? – стал защищаться Бармалей. – Придурок этот с козлом нас поимел, ясно? Постебался он над нами. Все, точка. Забыли. Теперь надо думать, куда завтра ехать. Тут оставаться нельзя, мы только потеряем время. А если еще эти шкафы приедут, то им точно ничего не докажешь. И тогда не будет ни пушек, ни тачки, ни дури. Костыли да инвалидные кресла. Понятно? Я предлагаю, раз мы здесь, прижать профессора, он наверняка много знает об этих местах. И знакомых у него здесь полно. Не исключено, что он и сам потихоньку рыжье намывает…

– Но сначала мы найдем этого урода с козлом, – громко, стараясь услышать самого себя, сказал Гоша.

– Подписываюсь, – ответил Лео.

Вдруг появилась Старая Сэсэгма, подошла к Гоше и прямо в машине потрепала его за ухо рукой. К нему вернулся слух.

– Я слышу, слышу! – закричал Гоша, а Старая Сэсэгма, улыбаясь, исчезла.

– Слышишь, как ветерок насвистывает свою музыку, сдувая капельки влаги с одних травинок и унося их дальше, к другим травинкам? – проговорил козленок, обращаясь к Дамбадорожо.

Козленок в белом шарфе, задрав голову, бежал по высокой мокрой траве.

– Дамбадоржо, ты где? – негромко крикнул он.

Дамбадоржо сидел на дереве.

– Я здесь! – крикнул он козленку в ответ.

– Можно, я залезу к тебе? – спросил козленок, подняв голову к той ветке, на которой сидел Дамбадоржо.

– Хорошо. Только будь осторожен.

Козленок вскарабкался на нижнюю ветку дерева.

– Вот бы мы могли летать! Представляешь, что тогда было бы? – размечтался козленок.