Римъ. Третій. Мой.

Расходъ риѳмъ – не только плачъ

Этихъ вогнутыхъ крышъ

И походки земли…

Что за кара осталась звѣздой,

Обрамленной по свѣту? Удачъ

Не касаюсь. Молчишь?

Безпокойствомъ внемли…

Градъ. Ложь. Зонты…

Рушитъ блестки эмаль пирога:

Вашей внѣшней тирады даровъ.

Полонъ залъ обитаемыхъ. Святъ.

Въ двухъ шагахъ распустились мосты;

Тамъ вся искренность такъ дорога!

Подъ стихомъ забиваясь въ покровъ,

Не имѣя слоговъ… Что за день виноватъ?..

Мы не видѣли въ грозномъ жерлѣ

Этихъ птицъ, намъ поющихъ теперь.

Кто живъ съ нами? Похожъ… Сомелье

Чувства новаго съ подписью «звѣрь».

Насъ таскали подъ вывесокъ пиръ,

Обучали не танцамъ весны.

Скрученъ шагомъ, похожимъ на міръ,

Весь песокъ забытья. И вины

Дождь похожъ на сумятицу паръ,

Равнодушно клюющихъ заборъ

Этихъ словъ. Безысходность – отваръ

Для такихъ, кто идетъ на укоръ

И не въ грусти прощаетъ за насъ

Тяжесть спрятать угрюмый паромъ

Всѣхъ забытыхъ. Отпущенный сказъ

Радость встрѣтитъ смѣющимся ртомъ.

День далъ насытиться игрою,

Невидимой изъ стараго окна.

Я изъ него внимательно порою

Стараюсь причаститься вѣкъ. На…

На все, задержанное въ славѣ,

На тонкомъ свѣтѣ схожихъ тропъ.

Кустъ ярости обманывать въ забавѣ

Не умудрялся скоро. Свой потопъ

Высушивалъ порядки темныхъ лѣтъ,

Скрипящихъ ночью по листамъ.

Принятьемъ масокъ прерванъ свѣтъ,

Оставшійся въ почившемъ нами «тамъ».

Я смотрѣлъ до рванаго абсурда

Носку неба, брошеннаго въ полъ.

И весь точный корнемъ туръ – да,

Безымяненъ, какъ дворовъ подолъ.

Точно въ рѣзвости очерченъ плодъ

Бликовъ, топленныхъ въ обмѣнѣ

Отъ проступка (чѣмъ не сводъ?)

До всѣхъ ризъ въ одномъ колѣнѣ.

Такъ ускользаетъ

Отдавшійся пластъ

Рукомоекъ да рукоблудовъ

Отъ ровной долины соскобленныхъ крышъ.

Вѣтеръ не знаетъ,

Какъ выжилъ сей настъ

Торопящихся къ отчеству mood'овъ.

Но ему ты свое говоришь, говоришь…

Красть колесницы,

Падать въ далекіе сны —

Четкая память на ломанной шпагѣ

Въ радость открытыхъ слипается въ стаѣ.

Шпалы и спицы…

Тѣни дождались весны…

Сложена пѣсня въ полуночной брагѣ,

Волны надрѣзавъ на островѣ въ маѣ.

И, облачившись въ свое, иное…

Забывъ, какъ казались собой острова…

Счетъ идетъ заново…

Точно въ осѣдлости ночи родное

Тащитъ на свѣтъ. И до кары волна

Волю кидаетъ страннаго.

Гдѣ же ты, грусть на изнанкѣ

Съеженныхъ спицъ поры?

Давишь ли винъ со причастья?

Дымъ отмѣчаетъ собою въ обманкѣ

Участи черной дыры.

Гласъ обезличенныхъ – счастье.

Кѣмъ же ты водишь, глотая началъ

Духъ отъ колоннъ подражанья?

Ставишь не гордымъ свой видъ.

Мѣсяцъ напутствій себя истончалъ,

Пропасть открывъ на свиданья,

Бросивъ, не жмурясь, обидъ…

И, заслоняя миражъ, колыбель

Безпардонныхъ на иглахъ расплатъ,

Мается знавшій слова.

Очерки ровно ложатся на мель,

Спрятавъ распущенный волей халатъ,

Ставя ходы.

            Ихъ тамъ – два.

Ихъ тамъ – самый большой легіонъ,

Замолчавшихъ въ ведомой груди,

Истончающихъ пѣсни по роду.

Ты принялъ на себя таліонъ

Этихъ вѣрныхъ. Туда и веди:

Тѣнь твою отнимаютъ по году.

И она не схлестнулась одна

Изъ веревочной дали костра,

Преднамѣренно старя запалъ.

Высь – предѣлъ.

                 И тому холодна,

Кто печальнѣй. Она и остра,

И желаетъ изныть. Опоздалъ…

Самъ подручнымъ итогомъ всерьезъ

Красилъ окна своихъ городовъ,

Замыкая не порванный вздоръ.

Не укралъ, не спалилъ, не увезъ…

Не прошелъ кто во хляби садовъ

До печали безудержныхъ поръ?

Безконечно играя съ огнемъ

На расчерченной страсти покоя,

Исполняя труды по верхамъ,

Прикрываютъ насъ радостью. Ждемъ:

Что затянетъ свое, вѣковое,

Состраданье заоблачныхъ? Хамъ —

Имя пропасти скорченныхъ рукъ,