Катись, какъ было, мѣлкій, человѣчій!

Нѣтъ новыхъ ароматовъ при твоемъ гнѣздѣ,

Пропущенныхъ отъ лѣстницъ перерыва.

Нѣтъ грозди, выплакавшей сокъ.

Кидаясь отъ удушья ко большой звѣздѣ,

Не примѣнивъ къ себѣ летящаго обрыва,

Я тайной пережить того не смогъ.

Да, страстенъ пиръ тѣхъ дней иныхъ,

Не выпущенныхъ пламенемъ у сценъ,

Разодраннымъ повѣріемъ припавшихъ.

Что взятъ по улицамъ съ больныхъ?

Живетъ по адресамъ большой обмѣнъ

Чужихъ на чуждыхъ, сладко цѣловавшихъ.

Но тамъ закатомъ сглажены порокъ,

Вѣнецъ лавровый отблескомъ дороги,

Ходящій циферблатъ зеленыхъ мастаковъ.

И ненавязчивъ умиленья прокъ

Для насъ, кого бѣлили мѣрно боги.

И скинуты въ ничто!

                   Итогъ временъ – таковъ!

Я по тебѣ не мыслю точныхъ залъ,

Обѣдней скорыхъ и пріютовъ дремоты.

Не искушаю словомъ «докучаю».

Но день становится такъ малъ,

Что то признаютъ люди. Даже ты.

Огни не спящихъ я въ бродягъ листаю.

Не заговаривай! Не льютъ теперь воды

На предвкушаемую сущность одѣяла.

Ровняютъ трижды въ вертикали рядъ

Вернувшихся спиной. Твои труды —

Не больше стада.

                 Кто его теряла?

Не ты во дно всѣмъ скользкимъ взятъ…

Не мѣняется вѣкъ

Мой, твой, столицы

По старости скрывшихъ ее.

По сухости рѣкъ

Мы беремъ небылицы,

Сжигая собою свое.

Нѣть сегодня различья:

Ночь, утра благодать

Или кто-то зоветъ на рисунокъ.

Хладенъ призракъ приличья,

За шагами уставь повторять:

Ваше зеркало тонетъ межъ сумокъ.

Сколько старыхъ именъ!..

Нѣтъ названій въ путей

Насъ щадящей исторіи Ноя.

Раздѣляетъ насъ вымокшій ленъ,

На прощанія волей людей

Обѣщавшій касаться не зноя…

Листовъ исписанныхъ не сторонясь,

Не отыскавъ во боли края

Закрытыхъ строфъ, бѣгущихъ нотъ,

Обложки рвутся, на меня смѣясь

До наступающаго мая,

До всѣхъ воздвинутыхъ чрезъ потъ,

Затасканныхъ опавшимъ слѣдомъ

Своей безспорной высоты…

Смахнулъ кто тихое безсмертье?

Я имъ, отпавшимъ, точно вѣдомъ;

Но не позволены мосты

Моимъ словамъ. Гдѣ твердь? Я…

Иль кто зашторитъ воли красъ

Касаться пожелтѣвшихъ купидоновъ

На той же парѣ отъ холмовъ?

Тропа изъ улыбающихся въ насъ

Не стряпаетъ вернувшихся вагоновъ.

На берегу забытъ большой уловъ…

Какъ мы ходили, волнъ не зная!

Какъ приглушенъ теперь ужъ свѣтъ!

Во половинѣ старости пріятны

И мы, и прочіе. По времени слезая,

Прощая не того, разыскивать билетъ

Не станемъ.

           Тропы жизни – внятны.

Ихъ почесть окунаема въ прогалъ,

Застывшій опереньемъ поворота.

Какъ знать ступени предвѣщала суть!

На сторонѣ во свѣтѣ не мигалъ

Безсильный. Видимо, суббота

Прошлась босой. Не взбаламуть

Ея не павшій ликъ своихъ сторонъ,

Наѣвшихся простора скрытыхъ бань,

Навьюченныхъ базаровъ въ скромномъ плачѣ.

И каждый идолъ – въ щепки, вонъ!

И каждый слушатель – привстань!

Гласъ – попереченъ. Можетъ быть иначе?

Недосягаемъ тотъ забытый столъ,

Дрожащій скорописью, паломъ

Нагроможденныхъ словъ и днемъ шипа.

Заливомъ сталъ безбрежный молъ,

Сходясь подъ пѣсни въ вѣкѣ маломъ

Въ ту грань пощады, что слѣпа

Своей струной, держащей по бѣлью

Надменный прокъ знакомыхъ паръ

И нѣжной тѣснотой полощенныхъ дверей.

Расплатой такъ старается семью

Заборъ не подчеркнуть! Но самоваръ —

Глашатай, что становится добрѣй.

Во пустотѣ накрытаго стола,

Смирившись тайнъ отвергнутаго слова,

Витаетъ запахъ… Примиреньемъ крова

Съ обычаемъ заглядывать – молва

Крѣпится въ тишинѣ. Народъ – изсякъ.

Народъ пространенъ безпредѣла.

Въ завистливости тягостнаго тѣла

Не каждый духъ сейчасъ обмякъ.

Во кражѣ вѣчной суеты суетъ

Попридержи ухабистыя длани.

Твой горизонтъ – не сытость ото лани;

Твой звукъ – не пригоршня монетъ.

На черно-бѣломъ состояньѣ сна

Преображенный поворачиваетъ стулья.